Две недели в другом городе. Вечер в Византии
Шрифт:
– Джек, хочу спросить вас – вы всю жизнь собираетесь оставаться на государственной службе?
– Ну, – удивленно произнес Джек, – я не задумывался на сей счет. Я не прикован цепями, если вы имеете в виду это…
– Я вот о чем подумал. Если бы вам сделали выгодное, очень выгодное предложение, вы не отвергли бы его с ходу?
– Наверно, нет. – Джек подумал, не собирается ли Холт пригласить его в свою фирму после часовой беседы в клубе и короткой прогулки вдоль Тибра. – Я свободен, как и всякий другой человек. Честно
– Отлично, – четко произнес Холт, словно они только что уже скрепили договоренность рукопожатием. – Рад это слышать.
– Я хочу вам кое-что поведать, Джек, – улыбнулась миссис Холт. – Когда мы вернулись из клуба домой, Сэм сказал: «Этот молодой человек мне симпатичен. В нем есть какая-то надежность. Он не похож на прочих американцев, много лет проживших за границей, – легкомысленных, развязных и циничных».
– Ну, – серьезно сказал Джек, – это приятно слышать. Особенно про молодого человека.
– Не знаю, сколько вам лет, Джек, но выглядите вы очень молодо.
– Спасибо, Берта. – Джек подумал: «Не попросить ли ее поговорить обо мне с Брезачем?»
– Мы очень рады видеть вас у себя, – сказал Холт. – Вы знаете, где мы живем. Вы здесь всегда желанный гость. К тому же, – он гордо окинул взглядом всех, кто пил его спиртное, – у нас вы сможете познакомиться с замечательными людьми.
– Я приобретаю тут новый интеллектуальный опыт, – заметила миссис Холт. – Я чувствую, как расширился мой кругозор после прибытия в Рим. Представляете, до этого вечера я никогда не видела настоящего живого композитора, сочиняющего современную музыку.
Они поплыли, излучая радушие, навстречу только что прибывшему сицилийскому писателю, который недавно выпустил книгу о войне: главным отрицательным героем ее был капитан американской армии.
– Джек. – Его плеча коснулся Деспьер. – Я надеялся, что ты придешь сюда.
– Я не успел поздороваться с тобой. – Джек пожал руку француза. – Пытался понять, кто я – круглоголовый вымирающий мыслитель или Генри Форд с плоским затылком.
Деспьер усмехнулся:
– Этот итальянец мне нравится. У него хотя бы есть теории. Ты удивишься, как часто я вижу нынче людей, которые не желают строить никаких теорий.
– Да, кстати, – небрежным тоном сказал Джек, – я тут встретил парня, который отрекомендовался твоим другом. Его фамилия Брезач.
– Брезач? – Деспьер сдвинул брови, напрягая память. Потом убрал со лба прядь волос. – Моим другом?
– Так он представился, – невозмутимо произнес Джек.
– Что ему от тебя понадобилось?
– Ничего, – соврал Джек. – Случайное знакомство.
– Будь с ним осторожен, – предупредил Деспьер. – Однажды он пытался покончить с собой в чужой ванной. Он очень вспыльчив. На моих глазах он как-то залепил пощечину Веронике в ресторане, когда она улыбнулась
– А как она отреагировала на его поступок? – Джек не поверил Деспьеру.
– Перестала улыбаться.
Деспьер огляделся по сторонам и отвел Джека в угол.
– Можешь кое-что для меня сделать, Джек? – спросил Деспьер своим обычным голосом, но глаза его стали серьезными, они испытующе смотрели на Джека.
– Конечно, – ответил Джек. – Что именно?
Деспьер вытащил из внутреннего кармана длинный заклеенный конверт:
– Пусть он временно полежит у тебя. – Он протянул конверт Джеку.
Джек сунул пухлый конверт к себе в карман.
– Что я должен с ним сделать?
– Просто сохрани. Я вернусь и заберу его.
– Откуда вернешься?
– Завтра я уезжаю в Алжир. Утром получил телеграмму из редакции. Им требуется статья. Я проведу там шесть-семь дней. Ты ведь еще не уедешь?
– Нет.
– Газета заказала мне материал на пару тысяч слов о зверствах, которые творятся в Алжире, – пояснил Деспьер. – Я специалист по насилию. Такой человек, как я, имеется в каждой уважающей себя современной редакции. Спасибо. Ты славный парень.
– Больше ничего не хочешь мне сказать?
Деспьер пожал плечами.
– Ну… – протянул он, – если я не вернусь, вскрой его.
– Послушай, Жан-Батист… – начал Джек.
– Знаю, это несерьезная война, – рассмеялся Деспьер, – но, говорят, там стреляют настоящими пулями. И вообще, специалист по насилию должен предусмотреть все возможные потери. Да, вот еще что. Не говори никому, что я отправился в Алжир. Никому, – медленно повторил он.
– А где ты? Если спросят.
– В Сент-Морице. Там хороший снег. В гостях у друзей. Их адрес тебе неизвестен.
– А что со статьей о Делани?
– Я закончу ее, когда вернусь. Это двадцатый век – насилие важнее искусства. – Деспьер посмотрел на часы. – Я опаздываю.
Он похлопал Джека по плечу; на его лице появилась дружелюбная, мальчишеская улыбка, в ней не было ничего злого. Повернувшись, Деспьер направился сквозь подогретую алкоголем толпу гостей на свою несерьезную войну.
Джек проводил взглядом невысокого покачивающегося человека в безукоризненно скроенном итальянском костюме. Он заметил, что француз ни с кем не попрощался.
Джек коснулся рукой оттопыривающегося кармана. Увесистый пакет вселял тревогу.
Внезапный порыв заставил Джека броситься к двери, за Деспьером. На какую бы войну ни уезжал человек, он заслуживает того, чтобы его друг ушел с вечеринки и проводил его. Хотя бы до такси.
Но у двери путь ему преградила многочисленная компания вновь прибывших гостей, и не успел Джек протиснуться сквозь нее, как чья-то рука крепко схватила его за плечо и потянула назад.
– Привет, братишка, – сказал Стайлз. – Весь вечер собираюсь с вами поздороваться.