Две невесты Петра II

Бородицкая Софья Евсеевна

— Ну, например, о том, что у князя Ивана схоронена картина, где коронация покойного государя Петра II нарисована и там сам князь Иван рядом с государем.

— Сам видал картину? — волнуясь, спросил Ушаков.

Он встал и подошёл близко к Тишину.

— Нет, сам не видал.

— Что ж ты, братец, оплошал так? Может, та картина в раме дорогой, а им не положено ничего дорогого иметь. Хоть сказали, где спрятана картина? — сердясь на простоватость чиновника, спросил Ушаков.

— Не сказывали, да я и не допытывался.

— Да

где уж там дознаться о деле, когда у тебя, Тишин, одни бабы на уме, — погрозил ему пальцем Ушаков. — Чего ещё о них слыхал?

— Да вот ещё вроде как у брата князя Ивана — то ли Николая, то ли Александра — спрятана книга одна.

— Что за книга? — вновь насторожился Ушаков.

— Особая какая-то. Из Киева им вроде бы прислана.

— Сейчас прислана? — уточнил капитан, боясь, что ссыльные нарушают строгий запрет Петербурга на всякую переписку.

— Нет, что вы, ваше благородие, как можно сейчас? Сейчас у них ни клочка бумаги, ни чернил нет.

— Хорошо, хорошо, — перебил его Ушаков. — Так что за книга у них спрятана?

— А такая книга, — понизив голос до таинственного шёпота, продолжал Тишин, — что в ней всё-всё про княжну Катерину описано.

— Что описано? Да говори ты, Тишин, толково!

— Ну про то, как обручалась она с государем Петром Алексеевичем, что он ей говорил, что дарил.

— Видал книгу?

— Нет, ваше благородие, я ведь до книг не большой охотник.

— Экий ты, Тишин, бестолковый, что надо, того и не узнал, — в задумчивости произнёс капитан, снова садясь на своё место у стола.

Несколько минут он внимательно и молча смотрел на струхнувшего Тишина и наконец сказал:

— Ну да ладно, видал — не видал, какая разница, но слыхал ведь о том?

— Это о чём же, ваше благородие?

— Да о картине этой самой да о книге; — нетерпеливо повторил Ушаков.

— Ах, об этом! Об этом сам слыхал.

— Ну и прекрасно. Тогда вот что, Тишин: иди-ка ты домой, садись там и опиши мне всё, что рассказал.

— Об оплеухе тоже?

— Ну о ней мы писать не станем, — улыбнулся Ушаков, — а вот о том, как ты с князем Иваном пьянствовал в городе, да по девкам вместе шастали, — об этом пиши, — приказал он.

— Уж вы, ваше благородие, скажете тоже — «по девкам», а была-то всего одна — Агашка гулящая, да и ту князь Иван переманил.

— Знаю-знаю я эту Агашку, — многозначительно усмехнулся Ушаков, — хороша баба! Ну да ладно об этом. Теперь ступай, и чтоб утром у меня вот здесь, на столе, от тебя лежали бумаги про всё то, что ты мне рассказывал.

Сидя дома за столом, Тишин никак не мог приняться за писание. Разговор с капитаном разбередил его озлобленную душу. Ведь и к княжие Катерине он подкатился совсем не из-за любви к этой тощей зазнайке, а из мести. Да-да, именно из-за того, что её братец разгульный, этот красавец опальный, увёл у него Агашку, ядрёную краснощёкую Агашку, краше которой для него на всём белом свете не было.

«Но если уж правду говорить, —

думал Тишин, — то не князь этот ссыльный увёл у меня девку, а она сама, Агашка, к нему как банный лист прилипла. И что в нём такого есть, что все девки по нём сохнут?» — продолжал размышлять Тишин и даже, встав из-за стола, подошёл к небольшому мутному зеркалу с трещиной, перед которым брился по утрам.

«Ну что в нём такого есть?» — вопрошал сам себя Тишин, разглядывая своё нечёткое отражение в маленьком зеркале. «Ну чем я хуже? Росту мы с ним одного, правда, лицо у него совсем не такое», — думал он, глядя на своё бледное лицо с белёсыми бровями и такими же короткими ресницами, торчащими в разные стороны ушами и редкими, кое-как расчёсанными волосами. «Да не в лице дело, — зло решил Тишин, отворачиваясь от зеркала. — Здесь дело в том, что он князь, вельможа, барин. Пусть сейчас в опале, под караулом, но всё одно — сразу видно, кто есть Тишин, а кто тот красавец, вот девки и кидаются на него, словно мухи на сладкий мёд. Но я им покажу мёд! Покажу!» Тишин мстительно представил себе униженных брата, сестру и всю их «семейку».

— Когда я до них доберусь — сладко не покажется, — решительно произнёс он, садясь за стол и придвигая к себе бумагу.

Утром капитан Ушаков уже читал несколько страниц, исписанных мелким аккуратным чиновничьим почерком, где Тишин подробнейшим образом описал всё, о чём они говорили накануне, добавив ещё страницу о пьянках и гульбе князя Ивана в городе с непотребными девками.

«А это уж он зря, — покачал головой Ушаков, — хоть и не назвал имени бабы, да кто ж в Берёзове Агашку не знает».

— Хорошо, — сказал он, складывая исписанные листки и запирая их в ящик стола. — Хорошо, — ещё раз повторил он то ли себе, то ли Тишину.

Следствием этого доноса стало появление капитана Ушакова в Берёзове в мае 1738 года.

Однако, приехав в Берёзов, Ушаков оповестил всех, что он прислан к ссыльным от правительства для того, чтобы узнать про их житье и облегчить их участь. Он начал часто бывать в доме, где жили опальные Долгорукие, вёл беседы и с княжной Катериной, которая ему ни словом не обмолвилась о Тишине. «Гордая больно», — подумал про себя капитан, когда на вопрос об этом чиновнике княжна замолкла и более вообще не стала с ним говорить.

С князем Иваном Ушаков часто бывал в городе, у его знакомых торговцев, которые, завидев князя, весело встречали его, угощали вином, шутили.

Пробыв в Берёзове с месяц, капитан Ушаков уехал в Тобольск, но скоро вместо приказа о смягчении своей участи Долгорукие получили строгий указ, подписанный Ушаковым, чтобы князя Ивана немедля, разлучив с женой и остальным семейством, посадить в одиночное заключение и кормить скудно.

Его забрали ночью. Несколько солдат, войдя в жилище Долгоруких, грубо разбудили князя, подняли его с постели, велели одеться и, окружив плотным кольцом, повели из дома.