Две реки — два рассказа
Шрифт:
Мы задержались у мотористов: стали помогать надевать гусеницу, но опять ничего не вышло. Им оставалась надежда на завтрашнюю помощь, за которой было послано. Дальнейший путь мы продолжали ночью. Но ночи на Севере в начале августа еще не темные и короткие, и, приглядевшись, идти нетрудно. В утренних сумерках, вдыхая бодрящий свежий хвойный воздух, мы выходили из лесу, а в кустах с треском взлетали рябчики. С солнцем, ранним, удивительно ясным, как ясно и чисто воспринимается мир после бессонной ночи, мы подходили к своей деревне в виду Двины…
И вот теперь, столько лет спустя, хожу я знакомыми местами, что-то узнаю, а что-то не могу вспомнить. Никак не найду, в какой избе мы тогда останавливались. И только деревянная церковка, самая древняя постройка в здешних местах, мне наиболее памятна,
А волок, как он теперь? Он остался, конечно, но теперь им не пользуются. Теперь, чтобы попасть в Новошино, где ныне находится один из четырех крупных лесопунктов района, из Пермогорья едут на автобусе в Красноборск, а оттуда самолет за десять минут доставит вас на место.
Я сижу на пермогорской круче, вспоминаю с улыбкой и благодарностью все то, что дал мне, что открыл, чему научил Север, который начался для меня здесь, на самом красивом берегу Двины.
Отсюда невдалеке есть деревня с загадочным названием — Мокрая Едома, в прошлом центр пермогорских росписей на прялках и сундучках. Что же означает слово «едома»? На местном диалекте означает оно чащу, лесную глушь, употребляется как синоним тайги. Отсюда выражение — «зайти в едому», в глушь, а выйти из едомы на простор называлось «выйти на русь». Значение многих слов утеряно в русском языке, но вот есть свидетельство: русь — значит простор!
Так и мы с другом в то утро, выйдя с новошинского волока, из лесной глуши, на высокий берег, поднявшийся над всей окрестной ширью, ощутили в себе то родное, просторное, привольное чувство, которое вмещается в сокровенное слово — Русь!
Верхняя Тойма
Некогда простиралась русская земля на Север «от Карелы до Устюга, где тамо бяху Тоймици погании, и за Дышючим морем…». Так сказано в памятнике XIII века — «Слове о погибели русской земли». Вдохновенным величанием звучат слова безвестного автора: «О светло светлая и украсно украшена земля Русская! И многими красотами удивлена еси: озеры многими, удивлена еси реками и кладязями местночестными, горами крутыми, холмы высокими, дубровами частыми, польми дивными, зверьми различными, птицами бесчисленными, городы великими, селы дивными…»
Когда плывешь по прекрасной реке и ослепляет сверкание плёсов, и радует высокое небо, и зеленые берега, и весь окрестный простор, и овевает вольный ветерок, хочется говорить словами торжественными, древним напевом, любуясь окрест и убеждаясь — «всего еси исполнена земля Русская!»
Удивляет меня и река широкая, и горы крутые, и село на высоком берегу, и название Тойма, происходящее от тех самых «тоймичей поганых» (погаными называли язычников), загадочного чудского племени, жившего в этих местах.
Все это я знаю теперь, а тогда мы не знали, что означает это странное слово и зачем вообще мы сюда попали. Верхняя Тойма была отмечена в нашем маршруте, но никаких памятников старины в ней не оказалось. Мы не знали, что прекрасный архитектурный памятник XVII века — церковь в Вершине — стоит в полустах километрах вверх по речке Тойме на пинежском волоке, да если бы и знали, все равно не смогли бы туда добраться.
Мы искали старину и памятники архитектуры и снова, как и в Новошине, убеждались, что Север совсем не тот, о котором мы создали себе заочное представление. Верхняя Тойма была обыкновенным лесопромышленным поселком. Здесь была запань, по всей береговой полосе лежали штабеля бревен. После тихого Пермогорья это место казалось людным. Мы, приезжие, не вызывали любопытства: через Верхнюю Тойму проходило много народа, направляющегося на работу в ближайшие и дальние лесопункты. Вся жизнь людей здесь была связана с лесом, но с лесом в деловом понимании. Здесь не говорили «угодья», «путик», как книжные романтичные северяне, а звучало «верхний склад», «лежневка»,
Его надо было знать. Но если углубиться в века, то и здесь можно было бы найти немало интересного. Верхняя Тойма — по документальным данным — древнейшее поселение Подвинья. Каждый тоймич скажет вам с шутливой гордостью: «Наша Тойма на десять лет старше вашей Москвы!» И в самом деле, за десять лет до того, как Юрий Долгорукий приглашал новгород-северского князя прийти пировать в Москву, Тойма упоминается в уставной грамоте новгородского князя Святослава Ольговича от 1137 года. В грамоте речь идет о доходах новгородской епархии и называются места, которые облагались данью. В то время по речке Тойме и по Вые, притоку Пинеги, жила чудь. Между прочим, и поныне на Вые существует деревня Чудиново, а жителей ее зовут «нифагичами». Чудь, называемая летописцами «белоглазой», «погаными сыроядцами» (то есть язычниками, едящими сырое мясо), противилась пришельцам, отказывалась платить дань. Для приведения ее к покорности посылались воинские отряды. В новгородской летописи под 1219 годом упоминается поход на Тоймокары («кар» — город, следовательно, на городки по Тойме). Упоминание Верхней Тоймы, как уже русского поселения, относится к 1471 году в договорной грамоте Новгорода с отказом от северных земель в пользу Москвы. Тойма, Пинежка и Выя перечислены в духовном завещании Ивана III своему сыну Василию, они же упоминаются и в духовном завещании Ивана Грозного своему сыну Ивану. Известна и двинская уставная грамота 1552 года, данная крестьянам волостей Малой Пинежки, Выйской и Суры поганой, устанавливающая порядок местного самоуправления. Как видим, глубокий исторический «пласт» залегает на верхнетоемских берегах!
И вот снова я на знакомом месте, и снова все так и не так.
Пристань теперь стоит у села, а прежде стояла ниже, за устьем речки Тоймы. Помню, как тогда бежали мы с тяжелыми рюкзаками по мосткам через запань к пароходу и опоздали, и нам пришлось бесцельно провести еще один день, а томительнее этого занятия ничего нет… Так же поднимаются над рекой высокие обрывистые берега, так же разрезают село три оврага. Невелико само село, обойти его труда не составляет. Но облик его изменился, оно стало чище, ухоженнее. На главной — Кировской — улице разрослась красивая березовая аллея. Нет сточных канав, нет грязных дорог — мостовые на центральных улицах заасфальтированы. Встали каменные здания — административное, гостиница, Дом культуры, магазины.
Вид реки с крутого обрыва, как с птичьего полета, — дух захватывает. Среди песчаных островов и мелей течет здесь Двина. Речники беспокоятся — быстро падает уровень воды в меженную пору. Самые неприятные для них — верхнетоемские перекаты: здесь узкий и неглубокий фарватер.
В солнечные знойные дни ходить по двинским высоким откосам всегда приятно. Какой ослепляющий свет! Каким жарким золотом горят пески! Как сверкает приветливый речной плёс! Внизу вдоль берега вытянулись вереницей баржи, катера, моторные лодки. Не видно прежних штабелей бревен, и устье речки Тоймы не забито заломом. Но до чего же стала она мелководной, с прозрачной водой. А тогда, помню, можно было купаться в ней, и была она глубокой, темноводной.
Речка Тойма виляет в долине среди обрывистых холмов с плоскими вершинами, каждый из которых словно бы предназначен для городка. По холмам раскинуты селения, а прежде, как подсказывает историческое воображение, стояли обнесенные тыном городки — те самые «тоймокары», которые покорили древние новгородцы. Ныне на их месте обшитые тесом, окрашенные дома с телевизионными антеннами, вдали мачты электропередачи…
В районном центре живет три тысячи человек, а всего в районе тридцать тысяч жителей. Верхнетоемский район вытянулся вдоль Двины на сто с лишним километров, а в северо-восточном направлении — больше чем на двести. Там — необозримые зеленые пространства лесов с голубыми извивами речек и ручьев. Три четверти территории района занимают леса. Четыре леспромхоза в районе, дают они миллион кубометров древесины в год. Из них наиболее перспективный на будущее — Выйский, разрабатывающий лесные богатства верхней Пинеги.