Две реки — два рассказа
Шрифт:
Вспомним, что некогда холмогорцы подарили царю Петру двух рослых быков. Значит, и в конце XVII века холмогорский скот отличался своими размерами и породностью. Это сообщение опровергает легенды о том, что холмогорский скот повелся от выписанных Петром I голландских коров, а по другим источникам — Екатериной II. Ныне документально установлено, что до 1765 года голландский скот на Двину не завозился, а завезенный после этого времени был признан малорослым и для улучшения породы ненадежным.
Было, да и есть: не в Холмогоры ввозился скот, а из Холмогор вывозился и вывозится скот для улучшения племенного животноводства в других районах страны. Рассказывают, что в прежние времена, когда
В советское время начались научные работы над улучшением племенного поголовья. Ныне селекционную работу возглавляет Племобъединение. Каждое породистое животное имеет подробную родословную. Спрос на породистый скот столь высок, что племзавод не может сразу удовлетворить все заявки даже в своей области. Ежегодно до пяти тысяч голов молодняка холмогорской породы вывозится в двадцать семь областей, краев и республик страны.
Чтобы повидать знаменитую «холмогорку» на холмогорской земле, не обязательно посещать заводы и выставки, достаточно пройти по Курострову, по веками обжитой ломоносовской земле. Куростров как бы в миниатюре вобрал в себя весь северный ландшафт. Тут всхолмья и низины, луга и кустарники, озерки и болотца и даже небольшой лесок и, конечно, окружающее многоводье. На пригорках стоят деревни, иные совсем небольшие, в два-три дома. Такой вот маленькой деревенькой была когда-то Мишанинская…
И конечно, трудно представить мирный сельский пейзаж без пасущегося стада. Разве что здесь не одно стадо, а несколько, в сотни голов крупных черно-белых коров. На взгляд несведущего человека ничем не отличаются они от других стад, виденных нами на северодвинских лугах, да и на деле различаются разве что классом породы, поскольку в двинских колхозных и совхозных стадах процент «холмогорки» высок. Так, в целом по области чистопородный холмогорский скот в общем составе всего стада составляет семьдесят четыре процента. Сейчас перед животноводами двинских районов ставится задача добиться повышения доли скота первого класса и класса «элита». Уже в настоящее время в Приморском районе сто процентов чистопородного скота, в Котласском — девяносто три, Виноградовском — семьдесят шесть, Красноборском — шестьдесят восемь процентов. В ближайшие годы во всех районах Подвинья все стада должны стать чистопородными.
Постановление ЦК КПСС и Совета Министров СССР «О мерах по дальнейшему развитию сельского хозяйства Нечерноземной зоны РСФСР», принятое в марте 1974 года, предусматривает преимущественное развитие молочно-мясного животноводства как главной отрасли сельского хозяйства областей и автономных республик зоны.
В Архангельской области, и в частности в Подвинье, наличие больших площадей сенокосов и пастбищ, широкое проведение луго-мелиоративных работ наряду с прочими факторами, среди которых важное значение имеет распространение холмогорской племенной породы, дают возможность увеличить в ближайшее пятилетие, как предусмотрено в постановлении, валовую продукцию по молоку и мясу в 1,6–1,8 раза.
Среди других районов Подвинья значение Холмогорского с его высокоразвитым молочным производством в том, что он, находясь вблизи крупного промышленного центра, обеспечивает население Архангельска цельным молоком и свежими молочными продуктами.
Пройдя Куростров поперек, выходим к деревне Залыва, близ которой на судоходном русле стоит пристань «Ломоносово». Отсюда в Архангельск прямой путь на «ракете» — семьдесят километров, по расстоянию — загородная прогулка. Многие архангелогородцы приезжают в свободное время на родину Ломоносова.
А мне что-то грустно уезжать: ведь кончается путь по Двине, кончаются деревеньки, луговые запахи,
— Место наше хорошее, веселое. В старину-то народ здесь жил скотом. Всё на пастбища было поделено, все острова. Наше-то пастбище было на Чухченемском острову, какая трава — один песок! Лесу-то не было, плавнику-то, кусты рубили да возили на лошадях, а хуже залывской дороги не было…
На высоком берегу над пристанью стоит старый дом, видимо, ровесник бабушки. Стоит утвердительно, прочно и не красотой удивляет, а могутностью своей. Почернел сруб от времени, посуровел. Так же сурово, кряжисто стоял, наверное, когда-то дом Василия Дорофеевича… Нет, не забыть на этом месте Ломоносова, напоминают о нем просторы окрестные, великая река, широко разбежавшаяся, берега крутые, дома статные — край холмогорский, северный.
Архангельск
На исходе пути вновь я вспоминаю нашу с другом поездку двадцать пять лет назад. Помню, как целый день преодолевали мы на пароходе последний отрезок пути. Пароход шел медленно — мы попали на встречную воду: в нижнем течении Двины почти на сто километров ощутимо действие морских приливов. К Архангельску приближались в темноте. Еще задолго до города показались огни Архбума, огоньки правобережных поселков. Они тянулись долгой чередой, и все никак не было пристани. Рядом люди уже думали, как им добираться до дому, будет ли ходить трамвай, не разведут ли наплавной мост в Соломбалу. Как неудобно приезжать ночью в незнакомый город! Но всегда найдутся добрые люди, которые дадут дельный совет, и мы с другом отправились в общежитие пединститута, где нас и приютили…
Теперь плыву я к Архангельску не на тихом пароходе, а на «ракете». Летит судно на своих подводных крыльях мимо высоких правых берегов и низких островов, и только мелькают названия мест и пристаней: Чухчерьма, Кеница, Ухтостров. За островом осталось Боброво, генеральная запань на Двине, слева старое село Кехта, ниже по правому высокому берегу тоже старая Лявля с шатровой церковью XVI века, еще далее — целое нагромождение шатров, бочек, крыш, мельниц — Малые Карелы, музей деревянного зодчества под открытым небом, а вот слева за островом дымит трубами Архбум — Архангельский целлюлозно-бумажный комбинат. Берег принял промышленный облик. Потянулись пригороды, суда на рейде и у причалов. Вот лесобиржа лесопильно-деревообрабатывающего комбината имени Ленина на правом берегу, поселок Бакарица — на левом. И, наконец, знаменитый мост…
Четверть века не бывал я на Двине, но не вполне точно это мое утверждение. После нашего путешествия с другом в Архангельске я бывал, но проездом, по нескольку часов, возвращаясь из других северных мест. И вижу теперь, что перемены разительные, взять хотя бы бетонные причалы объединенного морского и речного вокзала.
А я помню Архангельск иным, и мне, свежему человеку, контраст особенно заметен, может быть более, чем старожилам, у которых перемены происходили медленно, на глазах. Еще двадцать пять лет назад Архангельск во многом сохранял облик города начала века. Не каменные здания — их и тогда было немало, — а деревянные придавали ему особый, ни с чем не сравнимый облик. Деревянные дома на Севере, в селах и городах, строились не казарменно, уныло, а всегда прочно, с затейливостью. Некоторые из них и доныне сохранились, как, например, дом № 98 по проспекту Виноградова, в котором на губернском съезде была провозглашена Советская власть. Старожилы вспоминают, как изумлялись колоритному облику города иностранные моряки, приходившие за русским лесом, и говорили, что нет другого такого на свете.