Две женщины и мужчина
Шрифт:
– Вы не одна, Фейт, – сказал Кейн, думая о том аду, в котором она пребывает, лишившись памяти. – Я никуда не ухожу.
– Спасибо.
– Но моя уверенность, что здесь, со мной, вам будет безопаснее, очевидно, была чрезмерной. Я очень сожалею. Мне следовало с самого начала принять меры предосторожности…
– У вас было достаточно других забот.
– Это не оправдание. Я взял на себя ответственность за вашу безопасность и должен был ее гарантировать. Но завтра я приму меры, о которых говорил Ричардсон, – превращу свою квартиру в неприступную
Фейт кивнула.
– Если бы только я могла вспомнить, – вздохнула она. – Тогда бы мы знали, кто они и что им нужно. Возможно, даже знали бы, где Дайна.
– Вы же не можете заставить вашу память вернуться.
– Я вышла из комы уже почти месяц назад и должна была хоть что-то вспомнить. Мои так называемые сны нельзя назвать воспоминаниями – я просто внезапно вижу, что происходило в тот или иной период времени. А что я знаю о себе? Только то, что играю на рояле и боюсь грозы. – Она вздрогнула. – Мою мать и сестру зверски убили, а я этого не помню и не испытываю по этому поводу никаких чувств. Я была замужем за человеком, который оскорблял и бил меня, но завтра я могу пройти мимо него на улице и не узнать его. Какой у меня любимый цвет? Какое любимое блюдо? Люблю ли я книги, животных, цветы? Любила ли я Тони Эллиса, прежде чем он стал бить меня?
Фейт заплакала, и Кейн обнял ее. Он не убеждал ее перестать плакать и не говорил, что все будет в порядке, – очевидно, ей было необходимо выплакаться. Стараясь не прикасаться к ране, он просто держал ее в объятиях, прижимаясь щекой к мягким волосам.
Прошло немало времени, прежде чем Фейт наконец успокоилась.
– Пожалуйста, простите меня, – произнесла она сдавленным голосом.
– Не говорите глупости.
Фейт слегка отстранилась.
– Я не так уж часто плачу. – Она нервно усмехнулась. – По крайней мере, я так думаю.
– Вы имеете на это полное право. – Кейн осторожно вытер слезы с ее щек. – Зато теперь вам стало легче, верно?
– Вообще-то да.
– Значит, слезы пошли вам на пользу.
Кейн улыбнулся и смахнул с лица Фейт прядь волос, ощущая мягкость и теплоту ее кожи. Он никогда еще не видел зеленых глаз такого оттенка, напоминающего морскую воду. Казалось, в них можно утонуть и забыть обо всем и о всех…
Кейн вдруг осознал, что не отрываясь смотрит на губы Фейт, что его рука лежит на ее затылке. Он застыл как вкопанный.
Фейт несколько раз моргнула, словно пробуждаясь от дремоты, потом медленно отодвинулась от него и встала.
– Пожалуй, я все-таки лягу спать. Спокойной ночи, Кейн.
– Спокойной ночи. – Он надеялся, что его голос звучит естественно.
Несколько секунд Кейн сидел, уставившись на огонь в камине, потом достал бумажник и открыл отделение, где хранил фотографии.
Дайна не любила фотографироваться, и этот снимок был сделан исподтишка. Кейн сфотографировал ее на пляже в желтом бикини, демонстрирующем великолепное тело. Затвор щелкнул раньше,
Это был единственный снимок Дайны, которым располагал Кейн. Он испытывал детскую радость, запечатлев ее на пленке после стольких неудачных попыток.
– Вернись ко мне, – пробормотал Кейн. – Вернись, прежде чем…
Он побоялся окончить фразу, даже находясь наедине с самим собой.
– Нет никаких признаков инфекции, – сказал доктор Бернетт, осмотрев и перебинтовав рану Фейт. – Ничего серьезного. Очевидно, выстрел являлся предупреждением. Но в дальнейшем…
Фейт улыбнулась, опуская рукав свитера.
– Знаю. Не стоять перед окнами.
Бернетт вымыл и вытер руки, потом кивнул сестре, которая молча удалилась.
– Что происходит, Фейт? – спросил он, когда они остались одни. – Откуда у вас огнестрельная рана?
Фейт не знала, что именно ей следует рассказать врачу, и, ощущая напряжение, возникшее между ней и Кейном, не стала спрашивать у него совета, прежде чем они расстались несколько минут назад. Он отправился расспрашивать оставшихся членов медперсонала, а она пошла к Бернетту показать руку. Следуя теории, что чем меньше говоришь, тем лучше, она ответила:
– Полиция ведет расследование.
– И вы понятия не имеете, почему кто-то в вас стрелял?
– Это произошло вечером и в разгар грозы, так что трудно было даже толком прицелиться. Возможно, это просто случайность.
Бернетта, судя по всему, не убедили ее слова, но он кивнул и переменил тему:
– Как вы себя чувствуете, помимо этого инцидента? Я звонил к вам домой в уик-энд, но никто не подошел к телефону.
– Я… была в другом месте. – Прежде чем он успел задать вопрос, Фейт быстро добавила: – Со мной все в порядке – разве только я быстро устаю.
– Нет ни головных болей, ни головокружений?
– Ничего такого нет.
«Иногда я слышу шум воды у себя в голове, – мысленно продолжила она, – но в этом, наверно, нет ничего страшного…»
– Никакой мышечной слабости или чувства онемения?
– Нет.
Бернетт снова кивнул, внимательно глядя на нее.
– Но память не возвращается?
– Пока нет. – Фейт пожала плечами и поморщилась от боли в руке. – Просто я кое-что узнала о себе – например, что я играю на фортепиано, кое-что о моей жизни до приезда в Атланту, но не благодаря воспоминаниям. Иногда я вижу сны, но их тоже воспоминаниями не назовешь.
Бернетт нахмурился:
– Я бы хотел, Фейт, чтобы вы снова побеседовали с доктором Уилсон.
Доктор Уилсон была больничным психоаналитиком.
– В прошлый раз она меня предупредила, что мне следует ожидать странных снов, – отозвалась Фейт. – Доктор Уилсон сказала, что могут пройти месяцы и даже годы, прежде чем мое сознание станет более стабильным и… основанным на повседневном опыте. Тогда я обрету новые воспоминания.
– Все же я думаю, что вам следует снова с ней поговорить, – настойчиво проговорил Бернетт.