"Две жизни" (ч.II, т.1-2)
Шрифт:
Когда лорд Бенедикт ввёл невесту, её туалет вызвал всеобщее восхищение. Но переводя взгляд на жениха, за которого его все принимали, люди не могли удержаться от замечаний:
— Бог мой, вот так жених! Да он малютку на ладони унесёт! Батюшки, где это откопали русские такого красавца!
Возгласы сыпались на мнимого жениха со всех сторон, и искорки юмора в его глазах одни только и выдавали, что он их слышит.
Лиза была как в чаду. Её тонкая, узкая рука, лежавшая на руке посаженного отца, дрожала первый раз в жизни. Ей казалось, что лорд Бенедикт ведёт её к какому-то недосягаемому величию, что это величие вмешалось в её простую жизнь именно через него, и ведёт он её сейчас
Лиза точно уносилась вверх. Она забыла, куда, для чего приехала, и опомнилось, лишь когда Флорентиец, взяв её левую руку своей левой рукой, слегка пожал её и шепнул:
— Будь целомудренной женой и неси ту жизнь, что бьётся в тебе в этот час, как самый святой залог верности мужу и семье. Не пытка и не сети семья. Но место твоего служения миру. Иди, моя рука с тобою.
Прими жену, — уступая место Джемсу, сказал ему тихо Флорентиец. — И веди её так же свято, как вёл корабль свой в страшную бурю на Чёрном море. Там рука моя спасла всех, кто доверил тебе свои жизни. Будь так же чист в семье, и рука моя будет всегда с тобою.
Обряд совершался, певчие возносили свои голоса к небесам, а Лизу всё не покидало чувство отрешённости от земли; ей казалось, что она пребывает где-то в мире грёз, как часто бывало с ней в детстве и в некоторые моменты игры на скрипке.
Лиза опустилась на землю, когда кто-то властно сжал её руку, и увидела перед собой чудесное лицо дяди Ананды. Князь Сенжер улыбался ей, поздравляя:
— Мужество в жене и её спокойствие — два качества, на которых зиждется семья. Обретя их, вы сможете сделать счастливыми всех, кто войдёт в ваш дом. Возвратясь из церкви, поищите у ног Будды мой вам привет. Сэр Уоми подал Лизе маленький футляр. — Это мой привет вашему первенцу. Я рад поздравить вас в эту минуту. Чем яснее вы будете видеть недостатки друг друга, тем священнее берегите в своём сердце тот прекрасный портрет друга, что в нём запечатлен сегодня. Стремитесь воспитать в себе такую деликатность и выдержку, чтобы не показать другому, как тяжел для вас его недостаток.
Потянулась вереница поздравляющих, которых Лиза уже не понимала. Она шла за Джемсом, увлекавшим её к выходу, и наконец очутилась с ним вдвоём в карете. В правой руке Лизы был букет из таких же цветов, какие были приколоты к её фате. Поздравляя её, букет этот подал Ананда, и в его петлице, и в руках подружек, и в петлицах шаферов и жениха — у всех были те же цветы. Левую руку Лизы крепко охватывала рука жениха.
— Мы с тобою, дорогая жена, сейчас словно экспонаты на выставке. Все прохожие глазеют на нас. Впереди едут лорд Бенедикт и его красавцы-друзья, сзади красавицы-подружки и шаферы, и поневоле всем хочется взглянуть на невесту, которую сопровождает такой кортеж. Ах, если бы мы с тобой, моя малютка, сумели бы всю жизнь помнить, что нас вывела из церкви не только несравненная физическая красота, но и духовная мощь, которая выросла из самых простых, обычных человеческих сердец. Духовная мощь у грани сверхчеловеческой.
В эту самую минуту дадим перед этими людьми друг другу обет: каждое утро встречаться у ног, у чаши твоего любимого Мудреца, обещая ему хранить верность его заветам пощады и милосердия. Будем стараться жить среди серого дня, нося Его мир в сердце. И всякий раз будем приходить к Нему, чтобы дать себе отчёт, как прожили мы свой день. Никогда не отправимся спать недовольными друг другом или кем-либо ещё. И если мы обидели кого-то, потому что не сумели удержать горькое, ранящее слово, то постараемся приготовиться к следующему дню так, чтобы доставить больше радости людям.
Карета остановилась у дома новобрачных,
Всей компанией, к огромному неудовольствию родных Джемса, которым не только не удалось играть какую-либо роль во время церемонии и обеда, но и осмотреть обновленный дом, молодых проводили на вокзал, и вскоре их счастливые лица скрылись в тумане.
Когда смолк стук колёс, графиня почувствовала, что в сердце её пусто. Слёзы покатились градом, застилая собою весь мир.
— Не плачьте, графиня, — услышала она голос лорда Бенедикта и поразилась нежности, которая в нем звучала, — своё дитя вы проводили в самостоятельную жизнь. Но разве это всё, что вы можете сделать для людей. Поедемте ко мне. Мой друг Амедей начал изучать строительное дело. Он художник и архитектор-любитель, но талант и вкус у него большие. А Сандра только внешне рассеян. Они с Николаем прекрасные математики втроём они сделают для вас любые планы, чертежи и расчёты. И если бы вы с мужем захотели украсить родные места прекрасными зданиями, — вы могли бы увезти с собой уже готовые проекты. А я разбил бы вам сады, в этом деле меня считают специалистом.
— О лорд Бенедикт! Кто мог бы подать помощь людям с таким тактом и добротой, как это делаете вы? Этот вечер, который из печального превращается вами в радостный, он станет для нас ещё и священным, так как будет началом нашей новой трудовой жизни, о которой мы с мужем неотступно думаем.
Через некоторое время провожавшие молодых приехали в гостеприимный особняк лорда Бенедикта, и в его кабинете, за чаем, обсуждали план больницы и яслей.
В этом обсуждении принимали участие все обитатели дома, и нередко взрывы смеха приветствовали чьи-либо предложения. И чаще всех попадал впросак бедняжка Сандра.
Глава 19
Вернувшись домой после ужасных часов, проведённых в адвокатской конторе, сраженная, разбитая, осознавшая, что её планы овладеть матерью и сестрой разрушились, Дженни была совершенно больна. Два дня она пролежала в постели, почти не открывая глаз. Она еле отвечала тоже не совсем здоровому мужу и изнывала от тоски, бешеной злобы и недоумения. Завлекательные картины богатства, блеска и величия, которыми соблазняли её мать, Армандо и Бонда, — во что они вылились в самом начале новой жизни!
Слова сэра Уоми, которых она никак не могла понять, её расстраивали. Снисхождение лорда Бенедикта она переживала как самое большое унижение и ненавидела его, мать, Алису — все они вызывали в ней такую жажду мести, что Дженни чувствовала, как в её крови кипит яд. Впервые в жизни она не могла вылить наружу своё бешенство. Ни швырять чем-то, ни кричать у неё не было сил. Точно отравленная, Дженни молчала и думала всё об одном и том же: как отомстить, как обрести власть над лордом Бенедиктом и его друзьями.