Две жизни одна Россия
Шрифт:
То лето, как и большинство таких же до него, в степной полосе к западу от Киева было жарким и тоскливым. Фролов вместе с другими молодыми офицерами проводил время в корчме, где пили вино, курили и обсуждали идеи, родившиеся вместе с Французской революцией. Фролов был слишком молод, чтобы принимать участие в не столь еще давнем марше на Париж в 1813 году во главе с царем Александром, но любил слушать воспоминания других о тех временах, о Великой армии Наполеона.
Молодые люди, его окружавшие, происходили по большей части из лучших семей России, им были свойственны бравада и самоуверенность, которых ему самому недоставало. И чем больше он их слушал, тем больше соглашался со
Однажды майским вечером после хорошей пирушки один из друзей Фролова, Павел Мазган, обратился к нему на плацу с вопросом, не хочет ли тот присоединиться к секретному Обществу Соединенных Славян и дать полсотни рублей на возрождение России. Мазган показал ему восьмиконечную звезду, символ Общества, и предложил принять тайную присягу на верность. У Фролова не было таких денег, и он попытался отклонить предложение. Много лет спустя он говорил об этом: "Я не читал той клятвы, не знаю ее содержания, не держал в руках…” Однако именно эпизод, связанный с Мазганом, стал одним из главных пунктов будущего обвинения против Фролова.
Спустя несколько недель командир Фролова, капитан Алексей Тютчев, пригласил его на встречу с Николаем Бестужевым-Рюминым, обаятельным девятнадцатилетним поручиком, который был связным между Южным Обществом и Обществом Славян. Южное Общество, руководимое полковником Павлом Пестелем, надеялось создать из "славянских" радикалов нечто вроде "отряда смерти". Разговор людей, собравшихся на квартире одного из офицеров, вертелся вокруг вопроса о свержении царя.
— Время настало, — говорил Бестужев-Рюмин, вдохновляя своим энтузиазмом слушателей. — Время освобождения народа от рабства и угнетения. Это ведь немыслимо, что русский народ, покрывший себя неувядаемой славой в недавней войне и освобождении Европы от Наполеона, этот народ еще не сбросил собственного ига…
Молодой офицер был готов на все для уничтожения] царизма, даже на убийство всей семьи Романовых.
Сама идея убийства была неприятна Фролову. Как многие россияне, он верил, что власть царя, пускай он и деспот, дана ему от Бога.
— Зачем же убивать императрицу? — недоумевал Фролов. — Ведь в конце концов она так много делает для бедных…
— Для блага нации, — отвечал один из офицеров, — мы обязаны принести в жертву отца, мать, детей!..
Бестужев-Рюмин хмурился. Возражения, подобные фроловскому, грозили провалом его миссии. Майор Иван Спиридов, один из старших командиров, отвел молодого смутьяна в сторону и прошептал:
— Не беспокойтесь за Фролова. Он еще молод, мы сможем повернуть его на любую дорогу.
Фролов услышал эти слова и вспыхнул от гнева. Он был готов уже ответить что-то резкое, но в этот момент со двора послышался какой-то шум, к ним в окно первого этажа просунулась чья-то голова… Что там случилось? Их накрыли?.. Никто не понял, в чем дело, и Фролов, воспользовавшись этим, схватил фуражку и выскочил из комнаты, перед этим бросив через плечо:
— Я не соглашусь на подобное преступление! И прошу вас не считать меня членом вашего Общества!..
Собрания продолжались все лето, однако Фролов не ходил на них. Когда ему было сказано, что большинство офицеров Юга страны являются членами Южного Общества и что они собрали уже свыше миллиона рублей на нужды восстания, Фролов решил было написать отцу письмо с просьбой позволить ему уйти из армии. Но вместо этого обратился за советом к своему командиру, майору Федоровичу, который вскоре устроил ему перевод в учебный батальон под Житомиром.
Именно
Наконец, в начале декабря новым представителем Романовской династии на русском троне согласился стать другой брат покойного Александра, двадцативосьмилетний Николай.
Декабристы вначале намечали убийство царя на следующее лето, когда Александр должен был инспектировать войска на Юге. Теперь им предстояло выработать новую стратегию. Хотя они не были как следует подготовлены, оба Общества решили воспользоваться смятением, которое последовало за кончиной Александра, и убить Николая прежде, чем тот сумеет упрочить свою власть. Восстание было назначено на 14 декабря, когда воинские и гражданские организации станут присягать на верность новому самодержцу. Князь Сергей Трубецкой, герой войны 1812 года, должен был возглавить восстание на Сенатской площади; полковник Пестель взялся руководить восставшими на Юге.
Благодаря тому, что в России была по традиции хорошо поставлена система доносительства, император Николай узнал о готовящемся бунте за несколько дней до намеченного для него срока, и 13 декабря полковник Пестель был арестован. Однако, несмотря на то, что руководители Северного Общества почувствовали брешь в своей организации, ее члены проголосовали за то, чтобы ничего в планах не менять. "Пусть нас лучше арестуют на площади, чем возьмут из постелей, — так говорил морской офицер и живописец Николай Бестужев пламенному петербургскому поэту и одному из лидеров Северного Общества Кондратию Рылееву. — Пусть люди знают, что мы скорее умрем, чем позволим себе удивить их своим таинственным исчезновением со сцены, когда никто не будет понимать, где мы…"
Мятежники рассчитывали вывести на Сенатскую площадь восемь тысяч солдат. Они собирались потребовать создания временного правительства и принятия конституции, объявляющей об отмене крепостного права навечно.
Но они были с самого начала обречены на неуспех: Николай I сумел захватить инициативу уже тем, что назначил принесение присяги на семь утра. Бунтовщики замешкались в своих казармах, а князь Трубецкой, считавший попытку переворота безнадежной, и вовсе не появился на площади. Так называемый глава восстания нашел прибежище в доме австрийского посланника, родственника его жены.
В.конце концов удалось вывести на площадь напротив Сената всего около трех тысяч солдат. Даже погода не способствовала восставшим: день выдался пасмурный и холодный, ртутный столбик показывал десять градусов ниже нуля, с Невы дул резкий ветер, к середине дня пошел снег.
Николай I считал попытку восстания серьезным вызовом своей власти в начале царствования. Вначале он решил спастись бегством, но потом переменил намерение и обратился к небу с молитвой ниспослать ему силы, чтобы исполнить свой долг перед Богом и Россией, даже если для этого придется убивать собственных подданных. После чего выехал из Зимнего дворца в сторону Сенатской площади, попутно разыграв драматическую сцену доверия к народу: препоручил своего шестилетнего сына, будущего царя Александра II, заботам верных ему солдат.