Две жизни в одной. Книга 3

Лагздынь Гайда Рейнгольдовна

– Эй, Мурка! Ты куда?
– воскликнул гость вслед убегающей кошке.
– Чего это она вдруг испугалась? Я животных люблю.

Но кошка, подойдя к приколоченной к стене дубовой двери, вдруг коснувшись ее, словно слилась со стеной и растворилась.

– Что это с ней?
– удивленно спросил Санька, недоуменно глядя на Марию.

– Вот и я так говорю и думаю, - погрустнела вдруг Мария.
– Не понимаю, что здесь происходит? Называй меня тетей Марией.

– А знаете, тетя Мария, - вдруг, больше не удивляясь, неожиданно предложил Саня, - можно я у вас останусь до следующей сессии? Грибы ведь не скиснут? Мы с вами

чего-нибудь и разумеем.

Так в доме у Марии появился постоялец студент-заочник юрфака университета, Александр по фамилии Топик.

Зима грянула неожиданно, засыпала округу снегом, намела сугробы. Но Марию она уже не пугала. У нее был помощник. Парень с утра очищал от снега тропинки, помогал пилить дрова. При помощи двуручной пилы и у Марии получалось неплохо. Вода - в колодце рядом с домом. Продукты, заготовленные с осени, конечно, не были рассчитаны на зимовку двух едоков, но пока были. Прокопыч подкинул два мешка картошки, Пелагея выделила моркови, свеклы, лука, да и на козлятинку не поскупилась. Куры зимой неслись плохо, а потому яичко только экономилось к Христову дню. Третьего едока в доме не было. Ингурка пропала, похоже, навсегда, оставив своим исчезновением очередную загадку.

Молодой человек оказался очень общительным, начитанным, с ним было интересно разговаривать. А поэтому все, что происходило ранее в доме у Марии, стало доподлинно известно Александру. И история с Катериной Перфильевной на дальнем хуторе тоже не осталась без внимания. Через несколько дней Санька предложил Марии начать раскрутку Евфросинии.

– Надо, - предложил он, - войти к ней в доверие, заманить в ваш дом и вызвать на откровенный разговор. Не может же живой человек один, сидя у себя, все время молчать? Это, тетя Мария, я беру на себя, - сказав так, студент отправился, расчищая тропу деревянной лопатой, прокладывать путь к дому черной старушки.

Прокопыч высказанную Александром идею не поддержал, но и не отверг. Тем более, что пробиться сквозь снег, а его намело предостаточно, было старику не под силу. Как там зимует Евфросиния, они почти не знали. Видели только издали, что ходит возле дома, значит, жива.

Как и о чем Санька с ней разговаривал, никто не слышал, но старушка согласилась придти в дом к Марии. С раннего утра Мария поставила тесто на закваске, которую ей дала Пелагея. К вечеру все было готово к приему гостьи. Картошка, разваристая перловая каша, пироги с ягодами и с капустой украшали стол. Черная старушка вошла в дом вместе с Санькой, держась за толстую суковатую палку. Было видно, что здоровья в ней не прибавилось по сравнению с летом. Но глаза были все те же - черные, не по-старушечьи сверкающие. При ее появлении фитилек лампадки, дрогнув, погас, а маленькая намоленная иконка, соскользнув вместе с платочком, повисла, еле держась на холщовой веревочке, а затем рухнула на пол. Неторопливо переступив через порог, вошла и, не перекрестившись, села у края стола.

– Что вы от меня хотите?
– спросила глухо и мрачно.
– Желаете узнать, кто я? Откуда взялась? Куда исчезали люди, попав в этот дом, и те, которые в нем жили? И почему я ушла из этого дома?
– вопросы были поставлены и сформулированы, несмотря на возраст Евфросинии, очень четко.
– Я - не Евфросиния и не житель деревни. Я из того мира, который существует параллельно с вашим. Я - оттуда.

– Вы ничего по старости не придумываете, не путаете?
– спросил Санька.
–

Если оттуда, то почему здесь? То, что происходило, мне тетя Мария пересказала.

– Пересказала, - с неуважительной надменностью повторила Евфросиния, снова сверкнув черными глазами.

Неожиданно с улицы послышался звук, похожий на шуршание полозьев саней по смерзшему хрусткому снегу.

– Я гляну, тетя Мария!
– и, схватив шапку с курткой, Сашка выскочил за дверь.

– Спрашиваете, откуда я взялась в этой захудалой деревеньке? Да с того самого хуторка и взялась. Катька-то свечу зажгла, а погасить забыла. И сгорел мой хутор - наше пристанище. Пришлось следовать за Катериной, создавать новую, невидимую для вас, живущих, связь с нашим миром.

– Спрашиваете, куда народ подевала? Они по своей воле отправились в потусторонний мир. Кто по возрасту, кто из-за научного интереса, кто ради шутки, а кто и по глупости. Сама видела: довольны. Иногда возвращаются в определенное время и на короткий миг и занимаются привычным ремеслом, но этого живущие на земле не видят. А покинула этот дом потому, что, отправляя хозяев дома в мир иной, невзначай задела и пролила жбан с освященной водой. А мы это не приемлем. Потому и пришлось снова покинуть дом. Поселиться в доме Прасковьи.

– А куда, Евфросиния Петровна, делась кошка Ингурка?

– Петровна ... Какая я Петровна! Прасковья Петровна была та, что жила в доме, в котором я сейчас обитаю. Кошка... Ингурка... Скотина непрокая. Из-за нее я и осталась по эту сторону при входе в чулан.

– В какой еще чулан? Нет в моем доме никакого чулана!

– Есть! Ты, хозяйка, плохо смотрела. Дверь-то, чай, дубовую видела, что к стене намертво приколочена! Это и есть темное место в твоем доме. Я бы и ушла, кабы икона в доме не появилась. С этими словами черная старуха встала и приблизилась к прибитой к стене дубовой двери. Из-под косяка, кувыркаясь, выкатился небольшой предмет, похожий на трехгранную пирамидку, через мгновение тяжелая дубовая дверь с грохотом отвалилась от стены и упала на пол. В стене зияло черное отверстие.

– Хочешь в ином мире побывать? Но возвращения не обещаю, - предложила Евфросиния, сверкнув одним черным глазом.
– Что, боишься, тетка Мария?
– снова вызывающе усмехнулась старуха.

– А чего бояться!
– поправив нательный крест на груди, ответила Мария.
– Двум смертям не бывать, одной не миновать! И она, чуть помедлив, хотела вслед за Евфросинией шагнуть в темное пространство. Но ее опередила Евфросиния. С неожиданной для старушки силой толкнула Марию из реальности в нереальность.

Возле дома Марии стоял Прокопыч, глядя на освещенные окна.

– Эй, Мария! Какой-то парень на снегоходе примчался, вроде, Саньку твоего прихватил. Тот только успел крикнуть что-то, но я толком не расслышал. Мария, чего молчишь! Печаль у нас: Евфросиния нисподобилась. Царство ей небесное. А, может, и не небесное? Как хоронить-то будем? Постоялец твой, палочка- выручалочка, умчался с этим шальным чертом. А Евфросиния? Чудно! Подошел, сидит на снегу, вся белая. Вроде на Евфросинию и не похожа! На Прасковью смахивает! Как у той, родинка на щеке. Знать, долго сидела. Вот и смерзлась. Вот что смертушка вытворяет!
– почти прошептал Прокопыч, глядя на зашторенные окна.
– Молчишь?
– продолжал старик, вслушиваясь в тишину дома.
– Никак и тут беда? Эх, была-не была!