Две жизни

Корчагин Владимир Владимирович

и что бы ни сделал со мной мой постылый отец. Сам Бог обручил нас здесь, на земле. И лишь его милость соединит нас в царствии небесном. Навеки твоя Анастасия...» – голос ее прервался, глаза наполнились слезами.

– А дальше? – не удержался Сергей.

– Дальше?.. Дальше речь идет о том, кто лежит под могильной плитой, которую мы только что видели.

– Значит, это сын Анастасии?

– Да! Я говорила: он прожил всего три месяца.

– Но тогда и Анастасия...

– Она

тоже скончалась через год после его смерти.

– Но откуда ты все это знаешь? Она лишь коротко вздохнула:

– Мне ли этого не знать. Ведь я и Анастасия...

– как?! Ты и Анастасия... – не смог закончить Сергей, задохнувшись от внезапно вспыхнувшей догадки.

– Да, так же как ты и тот, кем ты видел себя во сне.

– Невероятно! Сонюшка, дорогая моя... – он обхватил ее плечи, привлек девушку к своей груди. – Я так и знал, я чувствовал... Сразу, как только увидел тебя. И теперь...

Но в этот миг страшный удар грома раздался у них над головой. Огненный зигзаг молнии прочертил внезапно почерневший небосклон. Яростный вихрь взметнул ввысь тучи пыли. И крупные, с грецкий орех, градины запрыгали у них под ногами.

– Бежим в машину! – крикнула Софья, срываясь с места. – Быстрее!

– Постой. А как же это? – кивнул Сергей на содержимое вырытой коробки, бережно разложенное им на небольшом выступе часовни.

– Кидай все в полевую сумку и – ходу!

– А яма... Надо бы ее заровнять, а то...

– После, все после! Видишь, что творится?

– Беги, я – сейчас, – Сергей тщательно уложил в сумку дорогие реликвии, лихорадочно забросал землей место найденного клада и, подхватив лопату, пустился вслед за Софьей сквозь дождь и град, обрушившиеся с грохочущего неба.

Глава десятая

Густые сумерки сплошь затопили притихший двор базы, когда Сергей, разделавшись со всеми неотложными делами, смог наконец выбраться из душной камералки и вдохнуть

всей грудью тугой, пьянящий воздух, настоенный на цветах только что распустившейся калины. Взгляд его сейчас же обратился на окна боковушки Софьи. Но в них почему – то не было ни малейших проблесков света.

«Странно... Мы же договорились вечером встретиться и поговорить», – мысленно посетовал Сергей. Но уже в следующую секунду заметил, что одно из окон распахнулось и в нем показалось что – то белое.

Он быстро пересек двор и подошел к раскрывшемуся окну. За ним стояла Софья.

– заходи, заходи скорее, – прошептала она чуть слышно.

– Но почему ты без света? – удивился Сергей.

– Тише! Так нужно. Не стоит привлекать внимание других.

Он ощупью прошел через темные сени и осторожно раскрыл дверь. Софья взяла его за руку и, проведя в глубину комнаты, усадила на стул.

– Понимаешь, я еще засветло заметила, что из того вон сараюшка, что напротив, без конца пялит глаза на мои окна наш бывший

завхоз, – высказала она свои опасения Сергею.

– Ярин?!

– Да. И с ним те двое, что приходили утром. Ну да Бог с ними. С тобой мне ничего не страшно. И все-таки не будем зажигать света.

– Да, так, пожалуй, даже лучше... – он нашел в темноте ее руку и легонько сжал тонкие, слегка вздрагивающие пальцы. – Так что ты хотела рассказать мне?

– Не знаю даже, как начать...

– Ты тоже видела какие – то вещие сны? – постарался прийти ей на помощь Сергей.

– Нет. Но мне с ранних лет, с тех пор, как я себя помню, казалось, что в моей памяти сохранилась какая – то совсем другая жизнь, что я уже была взрослой девушкой, воспитывалась в каком – то закрытом привилегированном заведении, была дочерью очень богатых, знатных родителей и в летние каникулы выезжала в их сельское поместье, являющее собою чудо садово – паркового искусства. Имение это располагалось неподалеку от крупного села над небольшой живописной речкой и было окружено сплошным каменным забором. Первое время мне было строжайше запрещено выходить за пределы этой ограды, но когда я подросла, стала почти барышней, строгий запрет отпал сам собой. Кстати, самые яркие проблески в этой непонятной, сверхъестественной

памяти относятся как раз к этому, уже взрослому, периоду моей жизни. Ведь именно тогда, в то время я… Но не буду набегать вперед. Так вот, тогда я уже знала, что принадлежу к очень старинному дворянскому роду Мишульских, являюсь единственной наследницей огромного имения в несколько десятков тысяч десятин земли, а речка, что протекает мимо нашего родового имения, называется Ермишь, в честь одного из наших далеких предков Еремея Мишульского.

Не все картины этой прошлой жизни запечатлелись в моей памяти одинаково хорошо. Некоторые из них до сих пор проступают словно сквозь плотное туманное марево. Но отдельные сцены сохранились настолько отчетливо, будто происходили лишь вчера или несколько дней назад. И одной из таких сцен был мой приезд домой после окончания городского учебного заведения. Помню, ехали мы с кучером в открытом экипаже. Была весна. Воздух словно сгустился от запаха цветущей сирени. Река блестела, как пасхальная позолоченная риза. Два белых лебедя неслышно скользили по ее лону неподалеку от небольшой сельской кузницы.

Мы проехали через мост, обогнули убогую придорожную часовенку, и тут я заметила, что возле этой часовни, прислонившись спиной к ее каменной стенке, стоит мальчик-подмастерье, должно быть, подручный кузнеца. Мальчик был примерно моих лет, худой, бедно одетый, но с такими добрыми, ясными глазами, что я невольно обернулась к нему, наши глаза встретились...

– Боже мой, Соня, что ты говоришь! Ведь это... – Сергей больно сжал пальцы девушки. Но в тот же миг дверь боковушки затрещала под ударами чего – то очень тяжелого и о грохотом рухнула на пол, а тьму прорезал узкий луч карманного фонарика, в свете которого Сергей успел рассмотреть согнувшегося, как перед прыжком, Ярина и тонкое лезвие ножа, блеснувшего у него в руке.