Две жизни
Шрифт:
Леди Ретедли попробовала встретить покровительственно своих будущих родственников, но наткнулась на стену высокой гордости, кроме того граф засыпал е„ именами своих друзей из высшей аристократии, которые будут присутствовать на свадебном обеде его дочери, и леди Ретедли, и не мечтавшая о таком обществе для себя и Ревекки, сразу изменила тон. По свойственной ей бестактности, она опять пересолила, что не особенно пришлось по вкусу графине Р.
Любя музыку, проведя в кругу выдающихся людей всю свою молодость, графиня Е. не переносила мещанских по духу семей. Мать будущего зятя произвела на не„ отталкивающее впечатление, и она радовалась такту и любви капитана, устроившего Лизе совершенно отдельный дом. Теперь ей не терпелось увидеть поскорее этот дом и вырваться из банальной атмосферы, окружавшей леди Ретедли.
Лиза торжествовала. Она везла родителей к себе в дом, совершенно отч„тливо ощущая себя хозяйкой нового жилища. Не сговариваясь друг с другом, оба решили никому не показывать Лизин уголок, а после ряда комнат ввести родителей прямо в музыкальный зал и этим закончить осмотр дома. Старики были восхищены и домом, и садом, и обстановкой. Графиня-мать радовалась уедин„нности места, но отец находил, что молодым людям было бы удобнее жить поближе к центру. Возвратившись в отель, они выработали программу дня на завтра, и старики были чрезвычайно польщены предстоящим визитом к лорду Бенедикту, о котором они уже были наслышаны как о новом чуде лондонского общества.
Следующий день пролетел для Лизы и Джемса так быстро, что они едва успели выкроить время, чтобы несколько минут постоять у статуи белого Будды, без которого, как казалось теперь Лизе, она уже жить не может. В воскресенье вечером, после подробного обсуждения, во что и как все Р. оденутся, отправляясь в дом лорда Бенедикта, прич„м капитан делал дамам такие смешные наставления, что все дружно смеялись и, в свою очередь, добродушно подкалывали его, графиня несколько раз пожаловалась на л„гкую головную боль. Но так как у графини всю жизнь было плохое здоровье, то никто не увидел в этом ничего, кроме простой мигрени. Весело расставшись с женихом, все разошлись по своим комнатам. И также весело, легко, радостно вскочила Лиза с постели на следующий день. Она спала всю ночь очень крепко, проснулась с сознанием какого-то небывалого счастья, уверенности в себе, и в первый раз почувствовала себя по-новому взрослой, по-новому самостоятельной и готовой к жизни.
«О, я в силах вс„ победить! Я знаю сейчас, сколько величия в жизни человека и какими чудесами она полна. О мой белый Будда, как многим я тебе обязана, – думала Лиза. – Те минуты, что я простояла у твоей чаши, великий мудрец, раскрыли мне, что в жизни не может быть смерти. Ты не умер, ты – Вечность. А значит, и всякий, за Тобой идущий, тоже Вечность. И моя скрипка тоже частица Вечности».
Лиза была уже совсем готова, но не хотела идти к родителям, так необычайно светло она себя чувствовала. Всеми мыслями она прильнула к чаше Будды и несла к нему свою скрипку и свою любовь, молясь, чтобы светлое состояние духа, в каком она находилась сейчас, никогда не омрачалось для е„ искусства и любви. Ничто ей сейчас не казалось страшным. Она поняла, что жизнь вечна, что тот день, который она жив„т сегодня, – это минута творчества. А творчество вечно, значит и эта минута, в огне творчества прожитая, не может быть ничем иным, как мгновением вечного творчества, Вечной Жизнью. «Как хотелось бы мне, – шептала Лиза, – приносить мои звуки людям такими чистыми, такими любовными и утешающими, как будто я вынула их из чаши Будды».
Стуком в дверь были прерваны е„ гр„зы. Стучал граф, взволнованный и раздосадованный. У графини к утру поднялся жар, появились кашель и насморк, и о поездке их к лорду Бенедикту нечего было и думать. Лиза тотчас же прошла к матери, очень огорч„нной своей неожиданной болезнью и ещ„ больше раздосадованной невозможностью поехать к очень е„ интересовавшему лорду. Привыкнув
– Это совершенно невозможно, папа. Лорд Бенедикт ближайший друг Джемса, которым он очень дорожит и которого чтит не меньше, чем мог бы чтить отца. Я знаю, что вся семья лорда переехала из деревни раньше времени, чтобы познакомиться со мной. Я знаю, что на этом завтраке, даваемом в честь меня и Джемса, будут присутствовать люди, от которых будет зависеть многое в судьбе Джемса. Мама не больна, а только нездорова, и мы возвратимся скоро. Если вы, папа, не хотите ехать, мы поедем с Джемсом вдво„м. Ехать нам необходимо, и мне немного странно, как вы, решаясь отдавать меня замуж, боитесь предоставить мне самостоятельность в таком маленьком деле, как завтрак.
Супруги были так поражены решительностью Лизы и е„ желанием, выраженным в столь категорической форме, что даже не нашлись, что ответить, но оба были явно недовольны. Графиня точно ото сна очнулась и стала наконец понимать, что у дочери есть своя жизнь, где ей места может и не быть. Каждый из троих таил свои мысли и, будучи слишком воспитанными людьми, чтобы говорить неприятности, все держались внешне спокойно, но горечь переполняла стариков. Как бы то ни было, в назначенный час Лиза и капитан Ретедли входили в дом лорда Бенедикта.
Лиза была приготовлена капитаном, кто и что е„ ожидало в доме и семье Бенедикта. Но она не только растерялась от первого же взгляда хозяина, но и каждое новое лицо, с которым он е„ знакомил, заставляло е„ вс„ больше смущаться. Застенчивость, свойственная ей всегда, на этот раз дошла до такого предела, что ей самой становилось невыносимым е„ скованное состояние. И именно в тот миг, когда она дошла до полного изнеможения, она почувствовала на себе взгляд лорда Бенедикта, который встал со своего места и, опустившись в кресло рядом с нею, спросил о здоровье матери. Постепенно разговор переш„л на Лондон, на музыку и через десять минут от стеснительной застенчивости Лизы не осталось и следа. А все окружающие е„, казавшиеся ей такими особенными, теперь стали простыми и достижимыми. Вначале, пораженная целым сонмом красавиц, Лиза законфузилась, На самом же деле в сво„м светло-сером костюме с отделкой цвета резеды, с бледным личиком, на котором горели глаза существа, отмеченного темпераментом и талантом, вдохновляемая любовью и счастьем раздел„нной привязанности, Лиза была не просто мила, но не могла бы остаться незамеченной среди любых красавиц. Тонкая фигурка и полные грации движения делали весь е„ облик гармоничным и исключительно изящным. Е„ голос, металлический и вибрирующий массой разнообразных интонаций и оттенков, приятного тембра, решительный, довершал цельность впечатления. От той девочки, которую И. и Левушка встретили в пути ещ„ так сравнительно недавно, и следа не осталось.
Флорентиец спросил Лизу, не певица ли она, она засмеялась – точно колокольчик зазвенел – и сказала, что, к большому огорчению отца, она и певица, и скрипачка, но и то и другое ещ„ только в любительской фазе.
– О, тогда у вас есть соперница. Моя при„мная дочь тоже певица, но не скрипачка, а пианистка и тоже любительница. Если бы вы захотели доставить нам удовольствие, то не отказались бы сыграть нам что-нибудь вместе с Алисой. Мы давно не слышали скрипки и были бы вам благодарны за час отдыха в музыке.
– Играть я так люблю, что рада каждому случаю, когда могу коснуться струн. Но сегодня у меня так много «но», что я едва ли решусь играть.
– Ну, а если я угадаю все ваши «но» до самого последнего, согласитесь ли вы тогда играть?
– Это так невероятно, лорд Бенедикт, что я даже не решаюсь принять такое условие.
– Первое ваше «но» состоит в том, что вы давно по-настоящему не занимались. Второе – здесь нет вашей скрипки, а моя – понравится ли вам, вы не знаете. Третье – вы только что держали в руках скрипку, перл старинного мастера подаренную вам влюбл„нным в вас человеком. Четв„ртое – у Будды…