Две жизни
Шрифт:
Первыми познакомились с ним обе юные музыкантши. Взяв руку Лизы в свои руки, Ананда оглядел комнату, как бы кого-то ища.
– Ты, конечно, ищешь другую половину яблока, – лукаво усмехаясь, сказал Флорентиец. – Вот он, храбрец-капитан, спрятался за моей спиной. – И Флорентиец выдвинул впер„д Джемса, лицо которого было таким растроганным и взволнованным, каким Лиза даже не считала возможным его увидеть.
Ананда взял руку капитана, положил е„ на руку Лизы, которую держал в своей, и сказал Джемсу своим особенным, неподражаемо ласковым металлическим голосом:
– Когда я говорил вам об
– выполните только один мой завет: всегда, везде УТВЕРЖДАЙТЕ и научите своих детей понимать современность, принимать е„, никогда не отрицая.
Искусство поможет вам воспитать своих детей. Оно будет им второй матерью. Не верьте тем, кто будет говорить, что искусство и семья несовместимы. Не делить надо любовь между семьей и искусством, но сливать их воедино, отражая в себе всю Вселенную как единую вечную Любовь, в которой семья и труд для не„, общественный труд и искусство – вс„ лишь аспекты Единой Любви, живущей в нас. Играйте. Играйте всюду и везде как можно больше. Играйте большим толпам народа, отбросив предрассудок: «Выступать на подмостках». Но играйте всегда даром, отдавая все деньги беднякам.
Ананда повернулся к Алисе, слушавшей его с тем вниманием, что граничит с благоговением.
– Вам, мой друг, также дано утешать людей музыкой. Ещ„ молодой вы будете выступать вместе со своими детьми. Забудьте робость, идите с той непреклонной волей, которую передал вам отец. Ничего и никогда не бойтесь. Я ещ„ буду с вами говорить.
– А тебе, Ананда, я у самой двери изловил вот эту парочку беглецов, – со смехом подв„л Флорентиец Генри и его мать к Ананде.
– Неужели же, Генри, ты был бы способен ещ„ раз бежать от меня?
– Простите нас, – тихо сказала леди Цецилия и – чего никто не мог ожидать
– опустилась на колени перед Анандой. – Мы оба так виноваты перед вами. Не сын виноват, но мать, не сумевшая воспитать в н„м самообладания, – поднятая Анандой, продолжала леди Цецилия, склонясь к нему на плечо.
– Полноте, дорогая. Генри славный малый. Если в н„м раньше слишком бурлили страсти, то сейчас, за время жизни у нашего друга и Учителя Флорентийца, он уже так вырос в своей чести и цельности, что прежнего сумбурного мальчика и в помине нет. Генри, мой добрый сынок, твои испытания зрелого, честного сердца только ещ„ начинаются, а не кончились, как ты думаешь, – с неподражаемой добротой говорил Ананда. – Немало тебе предстоит испытать. Но ты не один, у тебя не только Флорентиец и я. У тебя ещ„ целое кольцо друзей здесь, и сердца всех тех, кого ты видишь в этой комнате, связаны с тобой многими веками труда и любви.
Правда, до сих пор ты доставлял нам всем немало забот и беспокойства. Но
Радостно и счастливо приветствуемый Николаем и Наль, Ананда сказал ей:
– Вы давно знаете меня заочно, как и я вас. Теперь нам довелось встретиться и уже никогда не забыть, где, как и когда мы встретились. Ваш дядя Али и тот, кого вы теперь зов„те отцом, – мой великий друг Флорентиец,
– мои извечные наставники. Я всем сердцем приму ваших детей в свои ученики. И хотел бы для вас только одного: чтобы вы, готовя к жизни детей, не боялись за их судьбу. Нет сильнее талисмана и защиты для детей, чем бесстрашная любовь матери.
Окруженный всеми, Ананда прош„л в кабинет Флорентийца, где сказал Амедею, Сандре и Тендлю, каждому в отдельности, по нескольку слов. Он говорил так тихо, что никто другой их не слышал, но лица всех троих засияли, и это ясно видели все.
Через некоторое время, когда Ананда рассказал, что неожиданно получил известие о новых каверзах Браццано и приказ своего дяди немедленно выехать в Лондон, лорд Бенедикт отпустил всех гостей, чтобы переговорить с Анандой наедине и дать ему отдохнуть. Прощаясь с Лизой и капитаном, Флорентиец ласково напомнил обоим, что для них начинается новая жизнь и они по-новому должны теперь встречать каждый расцветающий день.
– Я буду завтра у вас, Лиза, вместе с Алисой, Наль и Николаем. Я знаю необычайное хлебосольство вашего отца и потому даю вам право «по секрету» выдать наш завтрашний визит. Вы же, Джемс, не беспокойтесь ни о ч„м. Я помогу вам миновать угрозу помпезного венчания, точно так же, как угрозу путешествия родителей следом за вами в Америку. Будьте счастливы, в добрый путь.
Оставшись вдво„м с Анандой, лорд Бенедикт передал гостю, что в дело о завещании пастора уже вмешались друзья Браццано, которых прислал к пасторше один из друзей е„ юности и близкий человек из Константинополя.
– И не только они, – отвечал Ананда. – На одном со мною пароходе прибыли ещ„ двое. Эта парочка получила точное задание похитить Алису. Пасторша в переписке со своим другом четко, со свойственной ей откровенностью характеризовала своих дочерей. Чтобы осуществились адские замыслы Браццано, ему нужна девственница с чистейшим сердцем. Меня не узнали. Полагая, что я не понимаю их языка, они откровенно болтали и о плане женитьбы подосланных юнцов на обеих сестрах, и о немедленном увозе Алисы после венчания.
Подкупить они, конечно, могут пол-Лондона. Я не составил пока плана действий и приму все ваши приказания. Нет ли надежды спасти пасторшу и е„ старшую дочь от того ужаса, в котором они погрязают?
– Я испробовал все средства, Ананда. Им сейчас спасения нет: и мать, и дочь давно раскрыли сердце злу. Жажда роскоши, желание блестящей жизни, вс„ использовано и разожжено. Пока обе несчастные не дойдут до дна, ни одна из них не опомнится. Но я думаю, что дно пасторши ближе, и мы с тобой ещ„ сможем попытаться вырвать е„ у шайки злодеев. Что же касается дочери, то там слишком глубока связь с Браццано. Себе путы она сама связала, отвергнув дважды мой зов.