Двенадцать обреченных
Шрифт:
— Просто… телка. Я поз…
Жена бросила трубку.
Ничего, привыкнет. Просто подзабылся прошлогодний случай — ловля «потрошителя».
Мы тем временем, как говорится, выехали из Москвы. Я стал было рассматривать рисунок «телки», что из кармана обезличенного Скокова, и рисунок мне понравился. Правда, все «телки» были одинаковые на этих листках. Я смотрел на рисунок до тех пор, пока не стали сами собой закрываться глаза, словно зловещее парнокопытное меня загипнотизировало.
Проснулся я на траверзе часовни «Крест», обнаружил,
А вокруг уже заструился Переславль-Залесский, где я когда-то, на практике в местной, единственной, по-моему, больнице вырезал первый в своей жизни аппендикс, где на фабрике кинопленки учил толпу толстых и веселых девиц делать друг дружке искусственное дыхание…
В следующий раз я проснулся в виду Ростова Великого. Даня спала. Я опять проверил карманы, подмигнул шефу, настороженные глазки которого словно навеки застряли в рамке зеркальца. Достал листок с адресом. Наизусть я уже ничего не учил. Голова стала истинно «чугунной».
Вокруг побежали низкие дома, близкие крыши, заборы…
— Это… на… да. На той улице, где магазинчики.
— Направо?
— Да. Небось направо. К озеру, в общем.
Я бывал и в Ростове. И приблизительно представлял себе, где живет Олейчик.
— А теперь налево?
— Точно. Налево.
Между прочим, шеф наш мог запросто нас и придушить спящих и выкинуть. Сейчас такое время, что радуешься хотя бы такому простому проявлению человеколюбия. Не придушил ведь спящих (с баксами), не выкинул, даже по морде не надавал! Живет, живет в народе гуманистическое начало, и конца не видно! Не все еще ударились в маньяки!
— Здесь. Выходим!
Даня не сразу поняла, где мы, мне показалось, что сейчас она начнет спрашивать у прохожих, как пройти к метро. Она покачивалась, щурилась, пыталась смахнуть с лица локоны.
Шефу я за гуманизм выдал деньги сполна.
— Назад-то, ребятки, скоро? Автобус ходил до Москвы. Главное, дело сделал — и тикать.
— А какое дело, шеф?
— Ну… это ты сам знаешь.
— А ты знаешь?
— А ты, мужик, пистолетик-то поглубже засунь, тут ведь тоже патрули ходят.
— Спасибо, — серьезно кивнул я и надел черные очки. Даня стала давиться истерическим смешком. На кого же я похож в черных очках? Даже без пистолета.
— Не, нормальный мужик, — наконец промолвила Даня, но не про меня, про шефа, «жигуленок» которого скрывался за хвостом пыли.
Мы побрели в переулок, поглядывая на бумажку с адресом.
Справа совсем рядом сталью сверкало озеро Неро, утреннее озеро, за семикилометровым зеркалом которого розовыми пятнами гляделись деревни на пологих холмах. Перед нами же оказалась радужная (всех цветов радуги) вывеска «Общество глухих», над вывеской — ряд окон с занавесками, вроде бы второй этаж жилой. В этом доме значился проживающим последний из подозреваемых, Саша Олейчик.
— Он сейчас
— А что это будет?
— Список. Телки… я не знаю. Откуда я знаю?!
— Ты час хоть спал?
— Да я все три спал!
— А не соображаешь ничего.
— Почему? Что не так?
— Потому что у него часы приема. Вон.
Александр Олейчик принимал с десяти часов
до двенадцати, кроме воскресенья. И не был в отпуске, так как потертая бирка «в отпуске» торчала из запасного кармашка. Выходило, что Олейчик часто был то в отпуске, то на работе. Это тоже… подозрительно.
Около пятнадцати минут десятого. Мы отвалили мощную дверь и стали подниматься по деревянной лестнице. Какое отношение имел изувер Олейчик к «Обществу глухих»? Я обратил внимание, что на стенах вдоль лестницы понавешены разного размера и жанра картины, почти все — маслом, чаще «рашен клюква» — пейзажики с церквями и озером, откровенно бездарные, но грамотные.
Дверь в апартаменты Олейчика оказалась распахнутой. За опрокинутым столом на две трети спрятана была женщина с двустволкой. В открытом окне сияло озеро, шевелились занавески.
— Еще шаг — стреляю! — предупредила женщина.
Видно сразу — умеет стрелять, не Ира Чацкая. И выстрелит.
— Сумасшедший дом? — спросил я, — А написано «Общество глухих».
— Что надо!?
— Ищем Сашу Олейчика. Я его старинный приятель из Москвы…
— Кто?!
— Я Андрей.
— Который прислал ему гранату?! И телку?!
— Не я. Мне самому прислали телку! Приехал посоветоваться.
— А Борис Смуров?
— Смуров убит вчера. Сам видел. И еще четырех убили.
— А молодая? Девка кто?
— Жена Левки. Убитого тоже.
— Ну, хватит! — вдруг сказала Даня. — Мы сами бегаем от маньяка! А Саша ваш муж? Опустите вы пушку, и поговорим.
— Я вас помню по фотографии, — сказала женщина и выпрямилась, опустив ружье, — вы не Борис. Закройте за собой дверь, заприте.
Она выглянула из окна, убедилась, что вроде никто за нами следом не идет, и села.
— Садитесь. Вы как приехали?
— На попутной, — сказал я, — я не видел Сашу двадцать лет, но с некоторыми старыми друзьями он иногда в Москве встречается, и мне дали адрес. Где он?
— Погодя, может… скажу, — пообещала Сашина супруга.
Она оставалась настороженной, таскала за собой ружье и не предлагала нам «принять на грудь» после долгой дороги (как в кино: коньяк? виски? джин?).
— Но Саша тут, в Ростове?
— Почти, — загадочно сообщила супруга.
— Ну, тогда я знаю, где он, на озере, — попробовала догадаться Даня, — верно?
— Откуда ты знаешь? — уставилась на нее супруга. — Ладно… сейчас я с ним проведу переговоры, а вы оба встаньте против света вон там и держите руки на виду.