Двенадцать шагов фанданго
Шрифт:
Я взял сигарету и закурил.
— Сделаю из десяти доз тридцать и продам их на побережье по двенадцать тысяч за грамм. — Не очень дорого, но именно так мне нравится вести дела. Я мог неплохо существовать, обращая один восемьдесят в три шестьдесят в течение трех дней.
Английские наркоманы с большим удовольствием ведут дела на побережье с соотечественниками, чем с сомнительными местными субъектами, которые могут их обмануть. Дело не в том, что я был с ними абсолютно честен, но, по крайней мере, я дурил их по-английски. Даже если я делал из десяти доз сорок, итог сделок был для них здесь благоприятнее, чем дома. Я мог бы легко расширить свой бизнес, закупая пятьдесят, сто, даже
— Мартин, дружок, ты должен успокоиться. Ты взвинчен, как духовой оркестр… — Он нахмурился и бросил взгляд на потолок.
Я хихикнул, протер глаза, потом виски — и снова глаза.
— Картежник. Взвинчен, как картежник, полагаю. Виноват. — Я взглянул на приятеля, отчаянно моргая. — Это все из-за проклятого ожидания. — В голове у меня гудело, словно заработала бензопила. Возникла потребность переключить нервную энергию, пробужденную кокаином, на какое-нибудь положительное действие. Я вскочил, немного пошатывало от курения закрутки, начиненной марихуаной. — Тео, я должен идти. Сидение здесь действует мне на нервы. Хочу завалиться к Дитеру и узнать от кого-нибудь, что происходит. Пойдешь со мной?
Тео надул губы и потянул конец уса.
— Не-ет… Не хочу, — окончательно решил он.
Я положил руку на его тощее плечо.
— Ты должен чаще гулять, приятель.
Психиатр, возможно, разъяснил бы Тео, что его фобия коренилась не в большом открытом пространстве, а в том, как туда выбраться. Блестящая длинная лестница уходила изгибами в темноту, ее поручни, кажется, держали только одни мои пальцы, покрытые белой пылью. Добравшись до конца лестницы на подкашивающихся ногах и с дрожью в теле, я пересек площадь и спустился по улочке в бар. Солнечные лучи никогда не касались этого сооружения за крепостными стенами с видом на водохранилище, расположенное в нескольких сотнях футов внизу. Дитер держал заведение уже почти два года, и единственный свет в его жизни был отражением металлических полос вывески, мимо которой мы проходили на пути в бар. Днем Дитер благоденствовал, торгуя охлажденной кока-колой и пивом. Их потребляло растущее число любителей достопримечательностей. Они останавливались в городе в ходе своих стремительных ознакомительных туров по Испании. Дитер получал также доход и от местных жителей, наслаждавшихся музыкой, электрическим освещением и холодным пивом по ночам. Он не производил впечатления на окружающих ни как бармен, ни как человек, зато владел генератором, холодильником, хорошенькой женой, которой, я полагал, не мешало бы больше заниматься собой и повышать знания в области кредита.
Отодвинув в сторону марокканскую занавеску, я вошел в помещение бара. Несколько минут стоял, моргая, пока глаза привыкали к плохому освещению. Дитер, сгорбившись, сидел на стуле и читал какой-то журнал. Справа от него, в конце помещения, сидел, уставившись в точку, отстоящую на два фута от кончика его носа, крестьянин и ковыряя ногтем пальца в зубах. Слева от Дитера, под столом, упершись задом в стену, примостился несчастный пес из церковного приюта по кличке Карлито. Его беспокойный нос был направлен в сторону двери. Все трое сидели в полном молчании, нарушаемом только жужжанием вентилятора и шуршанием лениво перелистываемых страниц. Я подошел к стойке бара и сел на стул между Дитером и испанцем. Дитер изучал в журнале черно-белый снимок аварии на автобане. Я прикурил сигарету с помощью его зажигалки и прервал молчание бодрым приветствием. Дитер перевернул страницу, уставился на фото усталого пожарника в белой
— Чего желаешь?
— Пива, Дитер, пожалуйста, — попросил я с улыбкой.
Он откинул с лица волосы, поднялся и потащился за стойку бара. Поставил со зловещим стуком на стойку бара бутылку холодного пива «Крусампо», поковылял к своему стулу и обхватил голову руками. Земля совершила оборот вокруг своей оси.
Там, на побережье, большую часть свободного времени люди проводят на солнце.
Я взглянул на испанца — он все еще смотрел в пространство, ковырял в зубах.
Я сделал глоток пива:
— Как насчет музыки?
— Слишком рано, — прорычал Дитер. — Во всяком случае, парни, такие как ты, должны сейчас добывать средства на безалаберную жизнь, а не ошиваться в барах.
Если бы вы не знали Дитера, то, возможно, восприняли бы его слова за оскорбление.
И были бы правы.
— Именно парни, подобные мне, приносят доход барам в послеполуденную жару, — напомнил я ему.
Он усмехнулся, оперся рукой на стойку бара и наклонился ко мне достаточно близко, чтобы я расслышал его ответ:
— Такие парни, как я, не нуждаются в посещениях таких парней, как ты.
— Вот как, — только и смог вымолвить я.
По крайней мере, он улыбался, когда говорил это. Сохраняя улыбку, Дитер отвернулся, чтобы отпраздновать свою победу в обмене колкостями.
С жужжанием вертелся вентилятор. Маленькие капли влаги собирались на поверхности коричневой бутылки, прежде чем скатиться на стойку бара. Я сделал еще один глоток, глядя на испанца.
— И давно он здесь?
— Кто?
Я обвел взглядом помещение.
— Тот, в конце бара.
— Ах, этот… — буркнул Дитер. — Со вторника приходит и уходит. Он из Санта-Анны или из ее окрестностей. Этот чертов пес тоже крутится здесь.
Я украдкой посмотрел на испанца. У него было смуглое морщинистое лицо, золотой зуб, густые, блестящие черные волосы и трехдневная щетина.
— Что он здесь делает? — полюбопытствовал я.
Дитер жалобно вздохнул и поковырял мизинцем в левом ухе.
— Он пришел сюда из Санта-Анны, потому что потерял своих коз и не может вернуться домой, пока их не найдет. Понятно? Тебя еще что-нибудь интересует?
Люди здесь постоянно теряют коз. Мне нравится помогать им в поисках.
— Сеньор, — позвал я испанца, устремившего вдаль задумчивый взгляд, — где вы потеряли своих коз? У водохранилища?
Не совсем освободившись от размышлений, он улыбнулся и слегка повертелся на стуле, прежде чем перевести взгляд на меня и покачать головой.
— Нет, — взмахнул испанец пальцем. — У Лома-де-ла-Фуэнте. — Он подмигнул, но я не обратил на это внимания.
— Это же в нескольких километрах отсюда, — уточнил я. — Как раз с противоположной стороны гор, не так ли?
— Так, — кивнул испанец, — но там нет бара. — Он поднял крохотный стакан из толстого стекла и подержал его на весу, словно желая предложить тост в честь бармена. «Еще стаканчик!» — читалось в его взгляде.
Испанец явно подумал, что эти англичане чертовски хорошо говорят по-испански. Он был прав. Моя способность бегло говорить на трех основных языках возвышала меня, по словам Тео, над половиной процента населения Европы. Я заметил налитые кровью глаза собственного отражения, наблюдающие за мной из зеркала в конце бара. Над половиной процента. Я хорошо запомнил это. Вздыхая, Дитер начал свое нудное движение вокруг бара, прихватив закупоренную бутылку лимонада с полки под стойкой.