Шрифт:
Часть первая
Моя вдова
Приступ
(рассказ-диптих)
1
Перевод
Мальчик жил на свете недавно, но уже многое чувствовал и понимал. Понимал, что мама с папой рано уходят на работу и всегда поздно оттуда возвращаются. Поэтому им и приходится на всю неделю оставлять его в городе Шахтино с бабушкой, а не забирать к себе в посёлок. А бабушка – она вроде бы и добрая, но всё-таки ядовитая, как чёрная змея-ехидна из передачи «В мире животных». Маму она почему-то не любит. Видимо, у неё были другие планы на папину жизнь.
Поэтому с каждым купленным ему гостинцем она просто не могла не ввернуть что-нибудь язвительное про маму, и от этого самое лакомое мороженое, или пышная сахарная вата, или пузыристая газировка из сифона становились совсем не такими вкусными, как для всех других детей и некоторых взрослых.
– Я-то тебе вон что покупаю, а эта балбеска гонористая купит чего? Нет!
Мальчик принимал осквернённые дары с потухшим взглядом и уже не мог их никуда деть – бабушка не спускала с него глаз. Но он всё реже о чём-нибудь просил её, зато безоглядно наслаждался нечастыми мамиными угощениями. И много раз наедине, а иногда даже при бабушке, он брался объяснять маме, что не надо, не надо, не надо оставлять его здесь, что он уже вырос и может быть дома один. Вернее, с обеими разноцветными кошками и лохматой собакой Бимкой во дворе. Но мама только ласково и грустно ему улыбалась, гладила и целовала в макушку, чтобы снова выйти на площадку и скрыться от него на пять долгих дней. Отец обычно прощался с ним как-то наспех и выскальзывал из квартиры раньше.
Однажды мальчик проснулся от ярких вспышек с улицы, которые празднично и немного жутко освещали ночной двор и всё вокруг. Он быстро догадался, что это салют. Захотелось тут же выскочить из-под одеяла и подбежать к окну. Но вдруг мальчик заметил бабушку. Она, замерев, стояла на балконе в своей длинной ночнушке, куда-то вглядываясь. Похоже, ей салют совсем не нравился. Он разглядел, как сильно бабушка сжимала свои узловатые пальцы, поднимая руку, – будто крестилась кулаком. И заклинала вполголоса:
– Скорей бы Гонец Цвета… Скорей… скорей! Чтобы – всех!!
Не понимая, что это может значить, но спасаясь от её жуткого шёпота, мальчик с головой накрылся байковым одеялом. Но и сквозь него всё равно просвечивали вспышки. То зеленоватый, то красный, то ослепительно белый, летел по небу над окнами огромный, сияющий и неуловимый Гонец Цвета. Наконец все вспышки растаяли, и стало привычно темно, как бывало каждой ночью.
Кроме бабушки здесь же, в квартире, жил деда. Дед был хороший, он работал в шахте и был передовиком. Но когда-то давным-давно его незаметно отодвинули в сторону от всего, кроме работы. И с тех пор он жил, как постаревший царевич, который так и не дождался своего царства. Вечерами обычно усаживался у телевизора, а в выходные дни всегда находил себе занятия во дворе или в подвале.
Почти про всех соседей бабушка говорила с насмешкой – было видно, что они трусили с ней связываться. Лишь одного – соседа снизу – она
Вот из-за этого самого Анатольки нельзя было ни подпрыгнуть, ни как следует разбежаться вдоль большой комнаты, ни даже в голос позвать друзей с балкона. Коварный Анатолька всегда таился в тёмном подполье. Сам мальчик видел его только однажды, да и то со спины, но часто представлял во всех злодейских подробностях: как он похож на Кощея Бессмертного, только в низко надвинутой кепке, с длиннющим лицом и противным высоким голосом. Ну голос и представлять было не надо – мальчик отчётливо слышал его много раз. «Прямо власть взял», – с завистью качала тогда головой бабушка.
В начале лета пришла пора устанавливать новую дверь в квартиру. Вообще-то, мальчик ещё не разобрался, что же было не так со старой. Но в назначенный день бабушка с самого утра стала маячить взад-вперёд по комнатам и кухне, то и дело выглядывая из окон или с балкона.
Однако нужные люди из ЖЭКа никак не приходили – ни сразу после обеда, как обещали сначала, ни в половине третьего, ни в четыре часа. Бабушка уже вся извелась: она ходила и ходила из угла в угол, рассеянно вытирая пыль на одних и тех же местах, и возмущённо стенала. Иногда она вдруг обращала внимание на мальчика, будто спотыкалась об него, и то предлагала повторно налить ему вчерашнего рыбного супа, то бросалась включать телевизор, но вместо мультиков и интересных передач и там и тут шла «профилактика» – всей огромной стране показывали только квадратики на экране.
Наконец, когда длинная стрелка чуть-чуть не догнала короткую, раздался звонок. Едва присевшая на диван бабушка подскочила от неожиданности, а затем осторожно подкралась к двери.
– Кто там? – чужим, каким-то сгущенным голосом спросила она.
– Мастер, – раздалось снаружи. – Вызывали?
– Вызывали. А чего шёл так долго?
– Заявок много, а я сегодня один.
– Как один? – изумилась бабушка.
– Так один.
Нарочно громко заохав, бабушка отворила оба замка и сняла цепочку.
Через порог шагнул крепкий широкоплечий мужчина с короткими упрямыми волосами на лобастой голове. От него пахло маслом, одеколоном и свежим потом. Все эти запахи были мальчику уже знакомы, но сейчас всё равно вызывали какой-то непонятный интерес.
– Хозяйка, принеси пока воды попить, жарко на улице.
Бабушка скрылась на кухне.
– Игорь, – представился мастер и, присев на корточки, протянул мальчику руку. Впервые в жизни взрослый так здоровался с ним, мелким шкетом. Рука тоже оказалась большой и крепкой, с широкими пальцами и наколкой на запястье в виде якоря. Было страшно приподнять и вложить свою маленькую бледную ладошку в эту огромную бронзовую ладонь. И в то же время очень-очень хотелось этого своего первого рукопожатия. Мальчик украдкой взглянул на бабушку, она как раз вернулась с полным ковшом воды.
– Не боись, – по-доброму усмехнулся Игорь. – Как тебя звать?
– Л-лё-ня, – с трудом выговорил мальчик и наконец решился протянуть свою ручонку.
– Привет, Леонид! – Игорь осторожно обхватил его ладонь, слегка встряхнул и, дождавшись ответного пожатия, выпустил.
Залпом осушив полный ковш холодной воды, он разложил инструменты и взялся за дело. Начался весёлый и бодрый шум. «Это вот – дрель. Это стамеска. Это молоток. А вот – замок ваш новый. Старую-то рухлядь снимем сейчас», – успевал пояснять ему Игорь. Вскоре оказалось, что в каждом инструменте жили свои звуки, своя музыка, притом такая разная, что одну ни за что не спутаешь с другой.