Двенадцать ворот Бухары
Шрифт:
— Что? Разве вы знаете меня?
— Как же сестре не знать своего родного брата? Я…
— Раджаб-биби?!
Он произнес это имя, и перо выпало из его рук. Он был ошеломлен, сбит с толку… В один миг он вспомнил свой кишлак, родной дом, отца, мать и сестренку. Голос Раджаб-биби словно сдернул покров забвения, которым давно были покрыты воспоминания детства. Из мира суровой действительности этот голос перенес Хайдаркула в далекий мир воспоминаний…
…Сорок лет назад он не знал никаких забот, и весь мир для него был ограничен двором, где он играл с Раджаб-биби, и родным кишлаком. Иногда, бегая за овцами и козами, он помогал пастуху, иногда собирал для своей матери хворост или
И вот однажды какие-то люди увезли двенадцатилетнюю Раджаб-биби. Хайдаркул не хотел расставаться с сестрой, но отец обругал его, побил и выгнал со двора.
Тогда впервые Хайдаркул заплакал. Не от побоев отца, а от разлуки с сестрой. Он залез на высокий тутовник, росший у дороги, и спрятался, притаился среди ветвей. Когда всадники увозили Раджаб-биби, Хайдаркул из рогатки сбил шапку с одного из них, а у другого лошадь встала на дыбы и чуть не сбросила его на землю. Всадники не видели, кто стрелял, громко бранились и уехали, увозя с собой Раджаб-биби. Только потом уже Хайдаркул узнал, что Раджаб-биби увезли в погашение долга, который отец не мог уплатить вовремя. После смерти отца и матери, вступив на самостоятельную дорогу, Хайдаркул услышал как-то, что сестра его вышла замуж в Гиждуване. Он узнал даже, что муж у нее хороший, есть дочка. А тут сам Хайдаркул попал в такой водоворот, что не только не мог повидаться с сестрой, но потерял и всю свою семью — жену и любимую дочь…
И вот теперь, после стольких лет, Хайдаркул снова услышал голос Раджаб-биби, снова увидел свою сестру… Увы, теперь Раджаб-биби была не та, какой он помнил ее… Она уже старая, стан ее сгорбился, голос стал хриплым, в нем звучала печаль.
— Не во сне ли я? — воскликнул Хайдаркул и протянул руки. Раджаб-биби по-молодому соскочила с террасы и обняла брата. Фируза, увидев это, даже прослезилась, и все присутствующие были тронуты встречей брата с сестрой и на время позабыли о себе. Особенно радовалась Ойша; если бы не стеснялась, то сбежала бы к ним и тоже обняла своего дядю.
— Что же ты тут делаешь? — спросил наконец Хайдаркул. — Я слышал, что ты в Гиждуване, что у тебя дочь, но не пришлось мне тебя навестить…
— Да, я попала в Гиждуван, — сказала Раджаб-биби, вытирая слезы. — Мне жилось неплохо, муж мой был хороший человек, он делал сошники. Но когда Ойше исполнилось десять лет, он заболел и умер. Мы с дочкой остались одни. Кое-как, прялкой и веретеном да прислуживая гому и другому, мы и жили… Но бог и этого лишил нас. Дочь моя была уже помолвлена, как вдруг приехали люди амлякдара и обманом отвезли нас в его канцелярию. Амлякдар — да сгорит его могила! — сказал: «Не дочь мы подарим эмиру». Я стала кричать, подняла шум, но толку было мало. В конце концов он согласился послать и меня вместе с дочерью в гарем, я ведь с ней никогда не разлучалась. И вот, покорившись судьбе, мы поехали в гарем эмира. На счастье
— Вот хорошо, вот хорошо! — сказал Хайдаркул. — А где же Ойша-джан?
— Вот она, здесь!
Подойди же, поцелуй руку дяде!
Ойша сбежала с террасы и прильнула к Хайдаркулу. Он обнял ее, поцеловал в лоб, потом сказал:
— Ай-ай, какая красивая девушка! И какая она большая, моя Ойша-джан! Ну хорошо, что же теперь вы собираетесь делать? Останетесь у меня в городе или поедете в Гиждуван?
— Нужно съездить в Гиждуван, — сказала Ойша.
— Съездим, проведаем дом, — сказала Раджаб-биби. — Мы еще не знаем, что с нашим Карим-джаном… Он был помолвлен с Ойшой… Осенью я думала справить свадьбу…
— Может быть, это наш Карим-джан? — сказала Фируза Хайдаркулу.
— Все может быть, — сказал Хайдаркул. — Здесь, на службе у товарища Куйбышева, есть один юноша, в начале войны он пришел добровольцем из Гиждувана… Зовут его Карим-джан…
— Если он пришел добровольцем, значит, это наш Карим-джан! — обрадовалась Ойша, но, застыдившись своих слов, спряталась за Раджаб-биби.
— Не смущайся, племянница, — сказал Хайдаркул. — Если наш Карим-джан — твой нареченный, то я от всего сердца тебя поздравляю, это стоящий парень… Будет суждено, так и той устроим, и исполнятся все ваши желания, и вы забудете все ваши печали… Хорошо, так я запишу вас, Ойша-джан. Вы поедете в Гиждуван. Ну, кого мне дальше писать, Фируза?
Фируза обратилась к одной из женщин и спросила:
— Ваше имя Махбуба?
Женщина утвердительно кивнула головой.
— Откуда вы?
— Из Зандани.
— Кто-нибудь у вас там есть?
— Не знаю, — сказала Махбуба. — Не знаю, остался ли кто из родных в Зандани, пока я была живой в могиле… Десять лет уже прошло, десять долгих лет, как я, несчастная, была разлучена с родными, с моим краем, попала в гарем эмира, где, кроме кухни и тяжелой работы, ничего не видела, не слышала… Ругань слышала, всякие унижения терпела…
Хайдаркул молчал, не зная, что сказать.
— Много вы терпели! — произнес он наконец. — При эмире участь всех бедняков была такой, сестра! Но теперь пришло время свободно вздохнуть. Куда вы хотите поехать?
— Не знаю, — сказала несчастная женщина.
Снова воцарилось молчание. Хайдаркул был озадачен. Возможно, что таких женщин найдется немало среди собравшихся здесь. Что же тогда делать? Пойдут ли они в женский клуб? И неужели первый женский клуб будет заполнен невольницами из гарема? Ну что же, если так будет… Разве не заслужили эти женщины спокойную жизнь годами своих мучений?..
— Может быть, вы запишете ее в клуб? — спросила нерешительно Фируза.
— Хорошо, — сказал Хайдаркул, придя теперь уже к твердому решению. — Пойдете в женский клуб?
Женщина не знала, что сказать. Она не понимала, что такое «клуб» и зачем ей туда идти.
— Я не знаю, — сказала Махбуба. — Если бы в Зандани живы были мои родичи, они бы меня искали, спрашивали…
А к кому мне теперь идти?
— В женский клуб! — сказала Фируза. — Пока не найдется кто-нибудь, кто вас знает, вы поживете в женском клубе.
— Я не знаю, что это такое…
— Женский клуб, — сказал Хайдаркул, — это большой дом. Там живут и работают женщины, туда приходят и женщины из города. Там есть все, что им нужно, там их обучают грамоте и ремеслу.
— А, — сказала Махбуба, как будто поняв что-то, — это, значит, богадельня?
Женщины заволновались, зашушукались:
— Из гарема да в богадельню!
— Убежав от дождя, под желоб попали!
— Богадельня или приют для странников — это еще ничего, лишь бы не какой другой «дом»!