Дверь. Альбом
Шрифт:
— А это, черт возьми, куда вставлять?
— Не будь таким идиотом! Вот сюда.
— Сюда это не подходит. Попытайся сама, если такая умная.
Даже не сознавая этого, самой нарочитой грубостью, с помощью которой, как было принято у современной молодежи, они, пытаясь скрывать более глубокие чувства, признавались друг другу в любви. Губы их произносили резкости, а глаза излучали нежность.
— Успокойся! Как я могу что-нибудь делать, если ты постоянно дергаешь меня за руку.
— Просто ты чертовски
Вследствие этой операции с часами, когда даже будильники прислуги подверглись тщательному обследованию, порядок в доме был полностью нарушен. Обед подавался совершенно в необычное время, а в то воскресенье, причем сразу на это никто не обратил внимания, мы обнаружили, что завтракали в одиннадцать, а обедали в половине четвертого.
Потом, где-то в одиннадцать вечера или около того, насколько мы могли судить в своем положении, из Нью-Йорка позвонила Кэтрин.
У Говарда снова был приступ, и хотя он немного оправился, она хотела, чтобы Джуди сразу же возвратилась домой.
Джуди уехала на следующее утро. Дик был занят на работе, так что я отправилась провожать ее до станции и по дороге выяснила, что ее отношения с Диком зашли в тупик. В полном соответствии со своим характером, она заявила об этом совершенно прямо.
— Он сходит по мне с ума, — но, видите ли, я дочь богатых родителей! Если он все же снизойдет до женитьбы на мне, я должна буду жить на его зарплату и те немногие гонорары, что он имеет на стороне! Но это же полный абсурд! Это просто какая-то извращенная гордость! В наши дни настаивать на том, что муж должен содержать свою жену, просто примитивно. Какое-то детское тщеславие… Все эти разговоры о том, что «я, как мужчина…»
Она рассказывала и одновременно, что тоже было в полном соответствии с ее характером, плакала. Но ей не нужны были утешения, и я не стала их предлагать.
— Если ты Дику предпочитаешь вещи…
— К черту все вещи. Дело в принципе. Он готов отказаться от меня, чтобы только потешить свое самолюбие.
Да, в наши дни эта проблема стоит перед многими молодыми людьми. Каждый из них по-своему прав, и оба в то же время ошибаются. Решения этой проблемы у меня не было, но какой бы ни была эта размолвка, она не повлияла на чувства Дика, так как в тот же вечер он заехал ко мне просто так, по привычке.
— Хотел проехать мимо, — но моя колымага сама свернула на вашу аллею. Мне ничего не оставалось делать, как только катить дальше, прямо к вашему дому.
Приход Дика меня чрезвычайно обрадовал. Мне было так одиноко. Я скучала по Джуди и даже… по инспектору с его компетентным видом, небесно-голубыми глазами и вечными зубочистками, который не появлялся у меня уже несколько дней.
И радость моя была столь велика, что я не удержалась и рассказала ему о коврике. Изумлению его не было границ.
— Но, послушайте, ведь первой
— Да, я тоже так думаю. Но, может быть, они и знают об этом.
— Вы уверены, что сам Амос не перевозил в машине керосин?
Вопрос застал меня врасплох. Мне это даже не приходило в голову. Я чувствовала себя довольно глупо, однако в результате нашего разговора Дик на следующий день повидался с Амосом и кое-что у него выяснил.
Как оказалось, в тот вечер, в воскресенье, у Амоса был выходной, так что Джим оставался дома один. Но он не мог воспользоваться машиной, поскольку ключи от гаража Амос забрал с собой.
Дик, конечно, не задавал ему вопросов напрямую. Он просто спросил Амоса, где тот был в воскресенье вечером и мог ли кто-нибудь в его отсутствие взять автомобиль.
На этом Дик не успокоился. Он подождал на улице, пока Амос с каким-нибудь поручением выйдет из дому, и перелез через стену во двор. Там он обнаружил две любопытные вещи. Во-первых, стекло в окне гаража было выбито, так что можно было легко забраться внутрь и открыть ворота. И на одном из недавно окрашенных стульев были свежие царапины.
Он влез в гараж и осмотрел машину, но пятен крови нигде не обнаружил.
— Амос, в общем-то, не следит за спидометром, — заметил Дик, — так что ему неизвестно, брал ли кто-нибудь автомобиль. Но он думает, что бензина явно поубавилось.
Дику, однако, удалось выяснить, что Амос не перевозил в машине керосин.
Он спросил его:
— Что за странная история с пропавшим ковриком? Ты, случаем, не сам ли его уничтожил? Наверное, пролил что-то на него?
— Нет, сэр! — воскликнул Амос. — Я никогда ничего не вожу в машине. Мистер Блейк запретил это строго-настрого.
Однако, при всей своей важности, все эти сведения не смогли нам ничем помочь. Конечно, если не считать того, что, как мы теперь знали, сам Джим, не имея доступа в гараж, мог поставить под окно стул, разбить стекло и, забравшись внутрь, взять машину в то воскресенье.
Итак, вторник, десятое мая. Сара мертва уже три недели, а Флоренс Гюнтер — десять дней. Очевидно, полиция пока ничего не обнаружила, а у нас был только какой-то таинственный шифр, который, как выяснилось позже, являлся вовсе не шифром, а ключом к разгадке.
Мне, конечно, следовало бы показать эту загадочную записку полиции, но я уже совершила один отчаянный поступок, уничтожив коврик, и мне было не по себе. Да к тому же инспектор прекратил свои почти ежедневные визиты, хотя один раз я видела его вместе с верным Симмонсом на Ларимерской пустоши. Но в дом он не зашел. А вскоре — точнее, в среду утром — раздался телефонный звонок, который на какое-то время заставил меня обо всем забыть.
Умер Говард Сомерс.