Дверь
Шрифт:
– Пойдем, пусть он и дальше остается в своем тесном мирке!
Витя всегда просыпался после этих слов, и всегда его охватывал липкий, холодный страх – страх одиночества.
– Нет! Этого не будет! – твердил он сам себе, пытаясь успокоиться. – Этого не будет!
Постепенно Витя научился пользоваться своими способностями скрыто, не выдавая себя, ни с кем об этом не разговаривая.
Витя ощущал себя тем самым гадким утенком из сказки. Почему-то он знал, что способен на большее. Знал, что когда-нибудь по-настоящему раскроется и станет самим собой.
Закончив школу, Виктор отправился в Омск – поступать в Медицинскую академию. Он решил,
Поначалу родители были против и не хотели отпускать сына из родного Нижневартовска, но Витя был настойчив и всегда находил нужные слова. Дольше всего сопротивлялась мама, но и она, в конце концов, поняла, что у сына нет особых перспектив в родном городе.
Витя отправился поступать в Омскую медицинскую академию вместе с другом Мишкой. Тот тоже хотел стать врачом. Последний год они усиленно готовились к поступлению. Именно Мишка уговорил друга поступать на стоматологический факультет. Парни часто мечтали, как уедут в другой город и заживут новой, взрослой, жизнью, будут хозяевами сами себе.
Но Мишка завалил химию, а Витя выдержал все экзамены и был зачислен на факультет стоматологии. Мишке пришлось вернуться домой, а Витя остался один в незнакомом городе.
«Ну и ладно, – думал он. – Пусть так. Новый город – жизнь с чистого листа».
Виктор старался быть максимально общительным и веселым. Он специально поселился в общежитии, хотя родители предлагали ему снять квартиру. Он захотел изменить себя и начал с самого для себя тяжелого. Каждый день ему приходилось знакомиться с огромным, по сравнению с его прошлой жизнью, числом людей. Он еле успевал запоминать имена новых знакомых. Поначалу Виктору было тяжело, он стеснялся, тянуло снова замкнуться в себе, но постепенно, постоянно находясь на виду, контролируя себя, стараясь преодолеть свою скованность, он стал вдруг замечать, что ему начинает это нравиться. Понемногу он стал получать удовольствие от общения. Постепенно количество перешло в качество. Его манера держаться, шутки, смех – все стало более естественным. Виктор даже стал ловить на себе взгляды сокурсниц, чего раньше с ним никогда не было. Он понял, что находиться на правильном пути.
«Гадкий утенок становится лебедем!» – повторял он все чаще.
Постепенно Виктор обзавелся большим количеством друзей, не только в меде, но и в располагавшихся неподалеку политехе и автодорожном институте. Он был вхож в несколько абсолютно разных компаний, и в каждой его принимали за своего, в каждой он находил что-то интересное для себя. Ему нравилось общаться с разными людьми, он, словно губка, впитывал те качества и навыки, которых ему не доставало. Даже в одну не самую хорошую компанию вписался. Причем, чтобы занять в ней свое место, ему приходилось частенько драться, что в свою очередь вылилось в увлечение армейским рукопашным боем.
В меде круг его общения был более интеллектуальным и для того, чтобы соответствовать уровню, помимо учебы приходилось много читать, потому что именно книги и, пожалуй, шахматы сближали его с одногруппниками.
В общежитии несколько человек проявляли интерес к эзотерике. Виктор и с ними очень быстро нашел общий язык
Кифа
Свеча давно погасла, и в келье стало темно. Огонек лампады,
Тело его было сейчас здесь, в келье, но мыслями он был далеко. Такое часто с ним бывало. Молясь он вдруг чувствовал, как начинало петь сердце. Он испытывал огромный прилив любви. Он будто парил над монастырем, и любовь щедрыми потоками проливалась на монастырь и братию, на мирян, живущих в деревне неподалеку от монастыря, даже на их скот. Он любил каждую живую душу в этот момент, и с каждым желал поделиться той благодатью, которая заполняла его сердце. Он мысленно обнимал лес, реку, поля и летел дальше, дальше во все стороны, испытывая щемящее, безразмерное, вселенское чувство любви к родной стране и всему мирозданию.
Так он молился по несколько часов, почти каждую ночь, словно по спирали поднимаясь все выше и выше, усиливая поток любви, исходящий из сердца. Он молился и благодать, царящая в его душе, щедро заполняла все вокруг.
По щекам текли слезы, но душа его, тронутая той красотой, той гармонией окружающего мира, которая раз за разом ему открывалась во время молитвы, сияла улыбкой. Он молился, благодаря Господа, за то, что тот дал ему возможность познать эту великую тайну бытия. Больше всего он боялся при мысли, что когда-то мог пройти мимо этого чуда. И чаще всего просил Создателя об одном – чтобы Господь даровал каждому жителю земли возможность испытать эту безграничную божественную любовь, которую Кифа чувствовал в своем сердце. Ведь если каждый, хотя бы на долю секунды, почувствует, поймет, насколько велика любовь творца ко всему живому, не станет больше места для ненависти и страха. Тогда каждый сможет внутренним зрением увидеть красоту этого мира и красоту собственную. Ту красоту, которую видел сейчас Кифа. Он ощущал себя пускай маленькой, но частицей мироздания, маленьким цветным камушком в потрясающе красивой мозаике этого мира, а значит частицей Божьего замысла. Он молился, поднимаясь все выше и выше…
Жизнь монаха кажется однообразной. Она состоит из молитв, послушаний, церковных служб, а также сна и еды в небольшом количестве – вот все внешнее ее проявление. Но многие люди делают в своей жизни такой выбор – становятся монахами.
Монахи всю свою жизнь заняты одним важным делом – постоянной молитвой, ходатайствуя перед Творцом за всех живущих людей и весь мир. В этом их сверхзадача и служение Всевышнему, в этом их предназначение, а все остальные занятия и дела необходимы для поддержания этого бесконечного потока обращений.
Схиму монах Кифа принял восемь лет назад, в возрасте сорока трех лет. В монастырь же пришел, когда ему исполнилось тридцать семь.
Иван Остроухов – так звали его в той старой жизни, о которой он успел забыть, а точнее, полностью перестал отождествлять себя с прошлым своим именем, поступками и привычками. Слишком велик был контраст между тем, каким он был, и кем стал сейчас.
Лишь иногда во сне Кифа видел, что он все еще Иван и не стал монахом, живет как прежде, утопая в своих грехах. В эти моменты Кифа вскакивал со своего скромного ложа, расстеленного прямо на полу в келье, начинал молиться, обливаясь слезами, и горячо благодарил Бога за то, что он дал ему шанс спасти свою душу и молиться за спасение других.