Двоеверие
Шрифт:
Но тут над быстро темнеющим лесом разнёсся боевой рог. Подземные Волки обернулись на северо-запад, откуда с песней и с расшитыми рунами белым стягами надвигалось железное войско.
ВО СВЯТОЕЙ ПРАВДЕИ ДОБЛЕСТИ РАДИ,РАТАЮ ПЕРУНЕ,ДО НЫ ДНЕСЕ ГРЯДИ!
Берислав завершил песнь грозному Богу, снял шлем и широко улыбнулся белым стенам христианской общины. Сколько в ней воинов и долго ли её взять? Земля дрожала под танками, лязгали траки, орудийные стволы с оберегами развернулись в сторону Монастыря. Вереница грузовиков следовала за Небесной Дружиной. Среди них под особой охраной ехала белая легковушка с откидным кожаным верхом. Она выехала из колонны и остановилась поблизости. Берислав спрыгнул с брони, перехватил автомат за цевьё и поспешил открыть дверцу. К нему протянулась
– Среча дала целыми до христианского дома добраться, Матушка.
Из машины вышла статная женщина в светлом платье с нашитыми по плечам и затылку серебряными чешуйками. Голову её прикрывал белый плат, перехваченный серебряным чеканным венцом с висячими колтами.
Берегиня оглядела белокаменную Обитель и поднесла руку к лицу. В пальцах сверкнула золотая монета с отчеканенными на реверсе куполами. Она сравнила настоящий Монастырь с изображением на рельефе, бросила монету на землю и придавила её каблуком.
– По делам твоим и расплата пришла, ручной Волк.
КОНВОЙ
Первая поломка в конвое случилась на следующее же утро. Ночь броненосцы и танкеры провели на дороге, никто из конвойных не спал, пусть и сильно устали. Когда же двигатель замыкающего грузовика забарахлил и колонна остановилась, многие улучили минутку-другую для отдыха. Женя открыла дверь броненосца, в душный салон ворвался свежий воздух. Конвой успел отъехать далеко от Обители, и даже если Навь их заметила, то пока никто не догнал. Она окинула взглядом ещё невиданный южный простор. Дорогу окружали холмы, поросшие рыжим бурьяном. Само солнце светило тут ярче, или может быть весеннее утро всего-навсего распогодилось.
Женя вдруг поняла, что нынешнее утро и весенним больше не назовёшь. Наступал первый день Короткого Лета. У конвойных осталось три месяца, чтобы добраться за топливом в Городах на востоке и вернуться обратно до первого снега.
Женя подошла к сломавшейся автоцистерне, двигателем вовсю занимались механики вместе с Семёном. Вокруг конвоя разбрелись Волкодавы, карауля машины от всякой напасти, которые обычно случались с торговцами на просёлках.
– Не успели отъехать, а ты уж своевольничаешь, – догнал её с автоматом Василий.
– Но я ведь, Василь, от конвоя далеко не ушла?
– Ты не от конвоя – от меня далеко не отходи. Везде нынче опасно. Пока не приедем в Таёмное, держись в шаге.
– Мы ненадолго в Таёмном пробудем, село проездное, нам по переправе скорее на юг, – Женя вновь обратилась к холмам, где далеко-далеко за горами скрывалась земля давно не изъезженного восточного края. – А есть ли в южных Степях Навь, Василь?
– В Степях? Там лесов мало. Зато на пути много застав Небесной Дружины, их против набегов магометан из Бейлика построили. А на самой трассе ты скорее на Шатунов или на придорожные банды наткнёшься. Да и что тебе Навь? Даст Бог, мы это зверьё за весь путь туда и обратно ни одного не увидим.
Женя видела человека на дальнем холме. Прижав ладонь к бровям, она прищурилась, хотела даже окликнуть Василия, удивляясь, что никто из Волкодавов до сих пор его не заметил. Человек показался знакомым и окрик застыл на губах. Она подступила к обочине и всмотрелась получше, но слишком он далеко – не увидеть, кто за конвоем следит.
*************
– Смотрит на нас, Баюнушка, сестричка моя – живая, в путь дальний отправилась, – запустила пальцы Дашутка в чёрную волчью шерсть. – И мы за ней приглядим, не оставим. А как же иначе? Одна ведь дорога у нас, и в той дороге мне с тобой легче, мой братец, даже с Палачом легче. Ведь душа у нас одинаковая, а значит вы – такие как я.
Баюн навострил уши и недобро зарычал на сына ведуньи, поднявшегося к ним на холм. Яр остановился подле Дашутки и вгляделся в конвой христиан.
– Теперь и ты на надземцев охотишься? Человеком себя боле не чаешь?
– Они нас туда приведут, куда и нам надо, – нашла его руку Дашутка и переплела пальцы. Яр с надменным презрением оглянулся, но руки не отнял. За холмом отдыхали Сава, Свирь и Вольга. Сирин держалась невдалеке
– Мне судьба за Зверем идти, – прошептала Дашутка. – И Зверь в моей сестре есть. За ней пригляжу, обратится ли она к чёрному солнцу, в тебе же найду мост к своей сути. Остальных мне не надо – никого-никого, ибо смерти страшатся и голову себе не отсекут. Мы с тобой, Палач, не боимся, мы истинное лицо Бога увидели и в погоне за его истинными заповедями пойдём.
Яр нашарил что-то под курткой и вложил в руку Дарьи янтарный перстень. В этом не было ничего особенно значимого, никакого обряда, но она с большой благодарностью приняла кольцо, и Баюн отнёс её вниз по холму к Навьим Рёбрам.
Яр остался на вершине один и навёл Пера на крестианцев. В перекрестии оптического прицела девушка у обочины укрывала голову бирюзовым платком с бахромой.
*************
– Иногда я тревожу Господа одним вопросом: «Зачем ты позволяешь жить Нави? Чего ждёшь от них, какого зла или блага? Мало людям Долгой Зимы, так ещё Проклятый Род нас изводит». Всякий готов вопрошать: «За что, Господи!», перед глазами стоит лютый враг и всякая несправедливость, но в чём же виноваты мы сами – мало кто вспоминает. Творец, кого мы тревожим вопросами, мир оживил – Ему и решать, какие испытания выпадут на нашу долю. Нам бы лучше за Короткое Лето благодарить, с холодами бороться, лишения принимать, ибо каждому по силам отмеряно. Ведь не задумываемся мы, что кроме воды, земли и зверей, Богу нужен был человек, как завершение трудов Его, как света частица. Да не из одного света мир, многое в нём заплетается, и против света всегда будет тьма, против солнца сгустятся пологи ночи, а против человека всегда будет «зверьё». Но я не отчаиваюсь: Бог во всём, в каждой частице мира, в соке трав, в течении ручья, в электрическом токе. Каждый луч падает так, как Ему ведомо, и каждое дыхание ветра – дар Его миру живому. Значит и Навь, как частица, зачем-то нужна, ей Бог даровал силы, живучесть и хитрый ум. Нам же Господь ссудил великое бремя страстей человеческих – выбор. Пугает нас этот дар, заставляет в общины сплотиться и закон утвердить. Тяжела ноша свободы, она рождает сомнения и страх, она изгнала нас из рая, и этот урок человек усвоил с грехом и слезами, с великой обидой и нежеланием прощать. Жестокость с тех пор правит нами не меньше, чем от волчьей природы правит подземниками. Люди разделились на тех, кто тоскует по раю и тянется сердцем к добру, и на тех, кто решил, что в мире есть одно тленное. Злость, страх и отчаянье калечат нам души не хуже Навьих ножей, ибо мы беззащитны без веры. Безверие, двоеверие, темнота лживой веры – всё одинаково губит нас. Но не тот погиб, кто согрешил, а тот, кто покаяться не желает. В Навьих глазах наши грехи сильнее и злей отражаются, хотя каждый рождается ангелом и лишь от свободы решает, как много зла к себе в душу впустить. Против зла восстанет и тот, на ком Дух Божий прибудет, кто от Нави в том Духе отличен. Ведь нам, не то что подземникам, доброту впускать в себя и не нужно, доброта живёт в нас. Только вот зла в мире много, оттого и доброту нам показывать робко. Мы прячем её, на зло соглашаемся, как на неотвратимое, или вовсе молчим: пусть идёт, как идёт. Вот зло и приходит, с ножами, в зверином обличие – сначала к другим, затем к тем, кто со злом примирился. Расколоты мы, разделены, в общины упрятаны, предали забвению людей и без всякого попущения Божьего призвали на себя подземников в наказание. Но не то плохо, что живём во грехах, а то плохо, что даже в последние дни короткого лета не каемся, а значит Зверь, как и раньше живёт среди нас и внутри нас.
– Твои бы слова только в храме с амвона вещать, – буркнул Василий. Конвой собирался в дорогу, ремонт окончен, и до Таёмного, где их ждёт настоящий привал, ещё километры и километры пути.
– Нет, не мне по грехам проповедовать, – ответила Женя и накинула материнский платок. – Но «зверьё», как ты сказал – это ведь и мы сами. Зло между людьми и подземниками копилось много тяжёлых Зим, что сметёт и человека, и подземного Зверя. Жизнь наша отныне в одних руках – Божьих. Но есть ещё время, Василь, пока мы в конвое.