Двоеверие
Шрифт:
Вблизи застонало и рухнуло дерево: сорокаметровая сосна, объятая пламенем, повалилась на другие деревья и осыпала землю дождём ярких искр. Пришла пора уходить, но отмщение людям близилось. Устроив пожар в Волчьем логове, они сами обрекли своё тепло на погром. Сердце Сивера захлестнуло от радостного предвкушения. Свершилось! Навь соберётся в набег, где первой добычей для них станет сытый и разжиревший, самоуверенный Монастырь.
Сивер прислушался, с губ Влады слетал едва слышный шёпот: «Ты узришь, как горит твоё дело, как обращается в прах твоя жизнь и твой выбор. Лишь огонь лечит боль.
– Добре горит, – пробасил Незрячий. Сивер всего на секунду отвлёкся, а старик успел подойти незаметно, будто в нём не было трёх метров роста. Придерживая шлем под рукой, он поднял слепое лицо к пожарищу. Вонь и пекло не смущали Незрячего, он привык ковать звенья судьбы у кузнечного горна. В лесной топке ковался клинок новой войны.
– Дабы сражаться, надобно больше подземцев. Отсюда жива кажного двоедушца важна. Мы тобе малость Волков охранили…
Он повернулся к поджидавшим его великанам и указал кому-то рукой. Ряды Кузнецов расступились, вперёд вышли с полдесятка охотников, покрытых копотью и израненных, но живых. Влада окинула их ледяными глазами, сердце Сивера окатил холод. Среди уцелевших стояли Гойко с Олесей и другие несогласные из крамолы.
Заметив, как «рада» Подземная Мать возвращению «детей», Незрячий от души с рокотом рассмеялся.
Глава 18 Три силы
Последний крейсер заехал в ворота и сирены затихли. Ветер сносил дым от горящего леса на север, но даже в Монастыре ощущалась вонь горящего топлива. Из шестнадцати автобусов вернулось только четырнадцать, два из них совершенно пустые, остальные наполовину заполненные, и лишь последняя машина битком. В ней приехали не одни Волкодавы, но и бывшие пленницы, которых удалось спасти из приграничья.
Сегодня утром во двор автокорпуса разрешалось входить только ратникам. Родные ополченцев толпились возле дверей лазарета и перед храмом в Парадном Дворе, дожидаясь новостей о погибших и раненых. Монастырь прежде никогда не нападал на подземников в соседнем лесу. Даже войти в него означало всё равно что расстаться с жизнью. Но сегодня многое изменилось.
Священники храма провозгласили: Навь поразил гнев Господень и первая победа за христианами! Их речам вторило зарево и дым над дремучим лесом. Навье логовище объято пламенем, а значит дьявольские прислужники скоро сгорят.
Но те, кто сейчас выходили из автобусов, кто вытаскивали на руках залитых кровью товарищей, хорошо понимали: это только начало и, пока есть родовое гнездо, девоедушцы – угроза Монастырю.
Волкодав смывали с лиц пот и гарь, оживлённо помогали друг другу, искали знакомых в других автобусах. Кто-то с болью в глазах уединился от общего гомона. Целые отряды сапёров, разведчиков и штурмовиков не вернулись из леса. Большие потери. Впервые бойцы Василия прошли крещение огнём без своего командира.
Но вот из последнего въехавшего автобуса вышли женщины. Со ступеней крейсера их передавали с рук на руки медикам из лазарета. Тринадцать спасённых чернушек стали редким светлым событием минувшей вылазки. Ещё никому и никогда не удавалось вызволить ни одного человека от Нави, ведь для этого пришлось бы спуститься в родовую
К последнему автобусу подбежал и Егор. Он хотел узнать, жив ли Сергей. Когда за Волкодавами вышли чернушки в разодранных грязных рубищах, он невольно опешил. В каждой спасённой он жаждал увидеть Дашутку, но племянницы среди них так и не нашёл.
– Не плачь, хорошо всё, мы тебя защитим! – как раз успокаивал Серафим одну из бывших рабынь, совсем ещё девочку. Под грязным балахоном было неясно, ранена она или просто сильно напугана. Чернушка едва шевелилась и спотыкалась. Егор помог Серафиму её поддержать и внезапно заметил за спутанными волосами янтарные серьги.
– Вы их всех в лазарет?
– Конечно, куда же ещё! – торопливо обронил главный врач и повёл её дальше, Егор ничего толком и расспросить не успел. Со ступеней автобуса, придерживая Смагу, спустился Сергей. Глаза Настоятеля понуро и утомлённо окинули автокорпус, словно он видел и понимал гораздо больше любого из христиан.
– Как ты? – поспешил подойти Егор.
– Живой. Как Евгения? Уехала?
– Никто конвой не обстреливал и погони, вроде бы, нет. Дай Бог доберётся хотя бы до переправы спокойно.
– Дай Бог… – Сергей закрыл могучей шершавой ладонью лицо. – Навь не привыкла терпеть поражения в лесу. Скоро они захотят отомстить, может быть попытаются этой же ночью. Готовь ратников к бою. Детей, женщин и стариков спрячьте в кельях. Остальных, кто не может сражаться, отведи в храм и мастерские. За наружные стены никого не выпускать. Удар может быть страшным, но Монастырь, с Божьей помощью выстоит.
– Ты же говорил, что они не ударят, и торги будут, переговоры, что ведунья побоится пошатнуть племя? – не сдержался Егор.
Сергей сунул карабин ему в руки, хотя раньше никому не доверял Смагу.
– К ним новые племена пришли. Единение началось. Всё может выйти сейчас по-другому.
– А что с Дарьей? – всё никак не терял надежду Егор.
Сергей не ответил и даже не задержался. Опустив взлохмаченную голову, он уходил. Егор заметил, как он вынул из кармана пальто чей-то чужой клинок. Его могучее плечи как будто поникли, и Егору не суждено было знать, что в горящем лесу он прошёл испытание встречей с прежней семьёй, и глаза ведуньи жгли душу сильнее, чем ядовитое пламя. День ещё не окончен, впереди ждала ночь, и Настоятелю предстояло биться не только с подземниками, но и с пробудившимся Зверем.
*************
Олесю, Гойко, и тех немногих охотников, которые выжили при нападении Волкодавов, заперли в небольшой норе на глубинных меженях родового логова. Их заключили под стражу и заставили ждать приговора ведуньи, хотя какая вина могла лежать на Волках, защищавших свой дом и семью? Из всей крамолы уцелели только они. Весть о потере приграничного логова разлетелась по племени, и убить их без приговора или обвинить в трусости, когда Навья Стража сама отступила, Влада теперь не могла. И всё-таки Олеся прекрасно знала, что пока они в заключении, Матерь Племени думает, как бы избавиться от них половчее.