Двоеверие
Шрифт:
Парней подзадоривал трудник со светлыми курчавыми волосами. Как только Дашутка его увидела, улыбка исчезал с её лица.
– Илюша… – прошептала она и мигом спрыгнула с подоконника, подхватила платок и пальто и бегом спустилась по лестнице. Обжигающий воздух, смех, шутливая перебранка, свет вечернего солнца – всё разом поразило её за дверью. Подтаявший снег искрится, воздух звенит от капели, под ботинками хрустит непрочный ледок, летящие в небе снежки оставляют весёлые брызги.
– Дашутка, к нам! Давай к нам! Помогай скорее, Дашутка! – закликали подруги,
Пальцы загребли снег, крупные зёрна льда оцарапали кожу. Первый снежок никуда не попал, только чавкнул по укрытию парней. Рядом взвизгнула и рассмеялась Фотиния – снежок угодил ей точно в волосы.
– А гляди ж ты, Илья в тебя метит! Так и метит! – воскликнула одна из подружек.
– Сегодня снежки бросает, а завтра сватов пришлёт! – со смехом отвечала Фотиния.
Дарья не долепила снежок и остолбенела.
– Каких сватов? Шутишь?!
– Чего же шутить? – блеснула глазами Фотиния. – Все уж и так знают, одна ты всё прослушала, никогда тебя рядом нет. Этим летом, ближе к осеннему спасу, Илья меня точно сосватает!
– А как же... – начала было Дарья, но совсем растерялась. Улыбка Фотинии и чужое веселье встали ей поперёк горла. Пока она топталась на месте и не укрывалась за кучей, в неё метко попали. Снежок угодил точно в скулу и оглушил, кожу на щеке оцарапало талым льдом. Что обычному человеку потеха – ей одна мука. Дарья спрятала лицо в ладони и отвернулась. К холодной воде на щеках прибавились тёплые слёзы.
– Больно. Мне больно, – шептала она, в голове крутились мысли о сватовстве Ильи и Фотинии. Как же так. Как же так!
Над оружейными мастерскими поднялся грай. Вороны слетелись на крыши цехов и беспокойно перескакивали с места на место.
«Кто сделал? Кто?!», – негодующе оглянулась Дашутка. Ей почудилось, что среди румяных от шутливой схватки парней мечется за снежной кучей четвероногая тень и указывает, припадает на брюхо, скалится на одного человека. Парень этот вовсе не видел Дашутку, бросал в кого Бог пошлёт, но больно он сделал именно ей.
Парень вскрикнул и схватился за руку. Друзья не сразу заметили, что случилось, игра шла своим чередом. Лишь когда он согнулся на куче, к нему наконец подбежали. Игра прекратилась, вокруг загалдели встревоженные голоса.
– Да что там у них? – Фотиния поправила платок на голове и вышла к парням, следом за ней засеменили подруги. На полпути её перехватил сам Илья. Фотиния долго стоять с ним не стала, чтобы не мозолить глаза соседям. Разведала, что стряслось и не спеша повернулась в монастырскую Слободу.
– Фотичка! – окликнул Илья и поспешил следом. Он сунул в карман куртки свои рукавицы, но не заметил, как одна из них выпала. Дашутка подбежала и подобрала, и заторопилась за ним. Народ к вечеру повалил из мастерских, дороги к Слободе заполнили уставшие
– Илюшенька, а что случилось? – едва поспевала Дашутка.
– Да ерунда какая-то, – отмахнулся он, не спуская с Фотинии глаз. – Есть один мастак выделываться, лишь бы пожалели, заметили. Снегом, говорит, обожгло – представляешь? Вот брехун!
– Ага. Ты в воскресенье работаешь? На вечерне тебя не видала.
– Работаю, – коротко кивнул Илья и зашагал пуще. Он протискивался через народ, но за Фотинией не поспевал.
– Ага. Твоя мама в лазарете лекарство от головы попросила, так я принесу. Сама зайду к вам и принесу, прямо к вам, домой принесу, – спутанно плела Дарья.
– Ну так приноси, спаси тебя Бог. Только про это с матерью!
– Ага. Ты когда дома будешь?
– Да чего ты пристала! – повернулся Илья. Он разозлился, потому что потерял из виду платок Фотинии.
– Я… да мне… – испуганно залепетала Дашутка, стискивая позабытую рукавицу. Если в Обители она чего-то пугалась, то сразу вспоминала отца. – Отче спрашивал... как работаешь… вот и… велел про тебя узнать.
– Так и велел? – Илья строже свёл брови. Дашутка искренне закивала. – Тогда передай, что со дня на день сделаю, никому не рассказывал и, как уговаривались, всё закончу.
– Передам-передам! Так я приду к тебе, домой, как-нибудь?
– Слышала же, занят я! К срокам работаю! Ай, да ну тебя!
Илья отмахнулся и ушёл, Дашутка так и осталась стоять с рукавичкой в руках, глядя вслед труднику.
Вот так, даже толком и не поговорили, не посмотрел на неё и не выслушал. В позапрошлом году, когда Дашутка выздоровела и смогла выйти из дома, она сразу заметила этого красивого златовласого парня. Пальцы переминали словно не рукавичку, а свои собственные переживания.
– Дашутка, вот ты где! – догнали её подружки и дёрнули за рукав. – Ты назад воротись, там помочь надо. Ты же из лазаретских. Сёмушке руку обожгло! Вся кисть покраснела, волдырями пошла, словно в кипяток сунул!
– Да как же так вышло? – Дашутка с трудом отвлеклась от Ильи, успевшего скрыться в толпе. – Снег приложите, чтобы холод…
– Так в том то и дело, он снега боится! Кричит, мол в снежной куче что-то горячее закопано! Он снежок лепить, а тот возьми и в руке у него вскипятись! Представляешь, чё мелет? А руку-то обожгло! Ты иди скорей, помочь надо!
*************
Воронью Гору настоящей «горой» и не назвать, скорее, поросший кривыми сосёнками холм. Из-за каменистой земли сосны торчат порознь и вразнобой, где придётся. Нижние ветви – сухие и чалые, стволы гнутые, словно им ещё молодыми ростками приходилось пробиваться между камней. Весь остальной склон зарос рыжим кустарником с набухшими почками. Листьям распускаться ещё слишком рано, в ложбинах до сих пор белел снег, но весна подгоняла природу.
На кривых сосёнках на Вороньей Горе расселись чёрные птицы. Почему им нравилось здесь – не знали даже местные жители. Может быть из-за мышей на горе, ещё одной великой напасти, расплодившейся в изобилии?