Двор. Книга 1
Шрифт:
У Лапидисов не было близких родственников, которые могли бы взять Адю к себе. Первое время за ним присматривала Клава Ивановна, но всякие поручения и нагрузки требовали внимания, по домашнему хозяйству тоже были заботы, и она выбивалась из сил. Правда, за Адей понемногу ухаживали то Аня, то Соня Граник, то Дина и Тося, но у каждого было столько своих хлопот, что дай бог успеть.
Товарищ Дегтярь предложил устроить мальчика в детдом, который на Большом Фонтане. Клава Ивановна заплакала: Адя, на редкость послушный ребенок, другой на его месте, без мамы, без папы, давно попал бы в уличную компанию.
— Малая, — рассердился Иона Овсеич, — твои слезы
Адя, когда узнал, что его определили в детдом, не пришел ночевать. В семь часов утра, еще было темно, Клава Ивановна с Аней нашли его на вокзале: он спал на скамейке, шапка под головой, и укрылся пальто.
— Адя, — сказала твердым голосом Клава Ивановна, — я всем говорю, что ты самый лучший мальчик, а получается, я вру.
Аня Котляр повернулась спиной, плечи у нее вздрагивали, как будто от сильной икотки. Адя смотрел своими большими, как у мамы, синими глазами, на лоб спадали волосы. Клава Ивановна вынула гребешок, причесала, прижала Адину голову к себе, постояли минуту молча и пошли.
Отвести мальчика сразу в детдом нельзя было, требовалось еще два-три дня, чтобы оформить в Сталинском райисполкоме необходимые документы. За это время Зюнчик подговорил Адю бежать вдвоем на Кавказ, и мальчиков задержали на узловой станции Знаменка. У Оли Чеперухи сделалась истерика, она ругала последними словами Лапидисов, малохольную Зою и этого вонючего троцкиста, этого предателя, которые бросили на произвол судьбы родного сына, и требовала, пусть Адю немедленно отведут в детдом, в трудколонию, куда угодно, а то он собьет с дороги и перепортит всех детей.
Иона Овсеич, когда мальчиков вернули в Одессу, предупредил их со всей строгостью, что за свои действия будут нести полную ответственность перед законом: хватит, уже достаточно взрослые.
Зюнчик получил от батьки, что полагается, все тело было в синяках, а на другой день Чеперуха-папа, Чеперуха-сын и Адя Лапидис, втроем, пошли в кино Котовского на картину «Истребители». Марк Бернес, который играл летчика, сам садился за пианино и пел: «Любимый город может спать спокойно, и видеть сны, и зеленеть среди весны».
В понедельник Аде уже не надо было идти в девяносто вторую школу, где он учился с первого класса: рано утром Клава Ивановна с Аней отвезли его в детдом и сдали с рук на руки. Завпед, пока оформляли прием, рассказывал, какой у них здоровый коллектив, самодеятельность держит первое место в районе, среди бывших воспитанников есть инженеры, врачи и один авиаконструктор.
— Адя, — обрадовалась Клава Ивановна, — учи хорошо математику, кроме музыканта, ты можешь стать еще конструктором.
Завпед посмотрел Адины пальцы и сказал: длинные, как у Паганини. В детдоме Адя имеет полную возможность продолжать занятия по музыке — в красном уголке есть рояль и духовые инструменты. Регулярно, два раза в месяц, приезжает кинопередвижка или организуется коллективное посещение кино, скучать здесь не дают. Сегодня он получит новый костюм, синий или серый, какой больше подойдет, отдельную койку и подружится с ребятами так, что водой не разольешь.
Клава Ивановна поцеловала Адю в обе щеки, категорически запретила тосковать или уходить в себя и дала слово, что будет навещать каждое воскресенье. Аня пожала Аде руку, как взрослому, и со своей стороны обещала привозить интересные книжки и ноты.
Вечером товарищ Дегтярь сказал:
— Малая, запомни мои слова: ему так понравится, что он не захочет обратно домой.
Иона
Адя сидел за роялем, положил голову на клавиши и сладко спал. Он не слышал, как подошла на цыпочках Клава Ивановна, постояла над ним, тихонько поцеловала в макушку; взяла с дивана подушечку, три глупых котенка (Зоя сама вышивала) смотрели прямо в глаза, подержала в руках и вернула на место. Потом она вынула из дверей ключи, спрятала у себя в кармане, возвратилась к человеку из детдома, извинилась, если допустила с ним грубость, и сказала, пусть идет, она привезет мальчика сама.
В трамвае Клава Ивановна всю дорогу объясняла Аде, что она уже старая, больная, ей трудно уследить за каждым, а как только его маме станет лучше, он сразу вернется домой.
— Ты все понял? — еще раз, перед уходом, спросила Клава Ивановна.
Адя ответил, да, понял, и доказал на деле: Клава Ивановна приехала к нему в воскресенье, потом в следующее воскресенье — и каждый раз про Адю говорили одно хорошее.
Иона Овсеич радовался, как будто выиграл по золотому займу десять тысяч, и весело подтрунивал над мадам Малой, которая готова петь панихиду на крестинах.
Дело с Орловой за эти дни не продвинулось ни на миллиметр. Более того, все складывалось в точности, как предвидел товарищ Дегтяръ: пользуясь тем, что двор имел другие заботы и не мог уделять ей достаточно внимания, Ляля совсем перестала прятаться. Опять каждый вечер приезжали на своих эмках визитеры, Зюнчик и Колька забирались на пожарную лестницу, заглядывали поверх занавесок в Лялино окно и строили такие гримасы, что от стыда можно было провалиться сквозь землю.
Мадам Малая от негодования и гнева буквально не находила себе места, требовала от товарища Дегтяря, чтобы немедленно приняли самые крутые меры, а в ответ слышала прежнюю песню: не будем гнать картину, первое дело — подготовить как следует материалы. Один раз Клава Ивановна просто не выдержала и сказала:
— Овсеич, если бы на твоем месте был кто-нибудь другой, я бы подумала, что у самого рожа в пуху. Товарищ Дегтярь пристально посмотрел:
— А если бы на твоем месте была не Малая, а другая, она бы, как пуля, вылетела у меня из Одессы.
Клава Ивановна обиделась. Когда оба успокоились, товарищ Дегтярь сказал:
— Малая, ты уверена, что зисы и эмки, которые приезжают к Орловой, это одни хозяйственники?
Клава Ивановна отшатнулась, как будто ее ударили по лицу.
— Малая, — покачал головой товарищ Дегтярь, — я не уверен. Покуда не выясним точно, кто и что, надо сделать все, чтобы обуздать Орлову изнутри, силами двора.
На воскресенье назначили очередное занятие по «Краткому курсу». Главное внимание уделили материалам восемнадцатой партконференции, которая проходила в феврале. Иона Овсеич особо остановился на той части решений конференции, где прямо указывалось, что горкомы, обкомы, крайкомы, ЦК компартий союзных республик несут наряду с наркоматами ответственность за работу всех промышленных и транспортных предприятий города, области, и требовалось пристальное внимание к нуждам промышленности и транспорта.