Дворцовый переполох
Шрифт:
— Я не в обиде, констебль. Внучка не знала, что я тут.
— Я так тебе рада, дедушка, — призналась я.
Полицейские отбыли, а дедушка вошел в дом. Мы налили себе еще виски, чтобы успокоить нервы, и втроем уселись в гостиной.
— Так что ты делал у дома? — поинтересовалась я. — Мы увидели твою тень и перепугались до смерти.
Дедушка смутился.
— Забеспокоился я о тебе, вот что, ну и решил прийти и приглядеть на всякий случай.
— Думаешь, мне грозит опасность?
Дедушка кивнул.
— Послушай, радость моя. Я всю жизнь прожил в Лондоне, и на моей памяти было
— Ты это к чему, дедушка?
— К тому, что тебя пытались убить.
— Меня — убить? Но за что?
— Если б я знал! Но мне пришло в голову: а если тот, кто убил мусье, думал, будто это он твоего братца укокошил?
— Быть того не может, — сказала я и тут же сообразила, что Бинки и де Мовиль примерно одного роста и телосложения.
— Лично я от души рада, что приехал твой дедушка, — заявила Белинда, зевая и поднимаясь. — Давай приготовим ему постель и наконец ляжем спать.
Я лежала без сна и слушала, как снаружи бушует буря, как стучит в окна дождь, как воет в трубах ветер. Казалось бы, привыкшая к вечным бурям в Раннохе, я не должна была пугаться простого лондонского ненастья, но в эту ночь нервы мои были на пределе, и я подскакивала от малейшего шума. Я твердила себе, что рядом со мной спит Белинда, что неподалеку спит дедушка, что я не одна и все обойдется. Но дедушка заронил мне в душу новое опасение — он ведь сказал, что меня кто-то хочет убить. И этот кто-то мог принять де Мовиля за Бинки. Я ломала голову, но так и не поняла, кто это сделал и зачем. У нашей семьи врагов не было — мы не такие. В очереди претендентов на престол мы плетемся в самом хвосте, так что выгоды нас убивать никакой. И мы такие порядочные и воспитанные, что даже скучно.
Снова и снова я воскрешала перед собой ту минуту на платформе в метро, пытаясь вспомнить, не мелькало ли в толпе знакомое лицо, но все было как в тумане. Одно лишь я помнила четко: великана-рабочего, стоявшего рядом. Если бы не он, меня бы уже не было в живых.
Тут я сообразила еще кое-что: вспомнила дневное происшествие на яхте. Я рывком села на постели, вся дрожа. Значит, и там это была не случайность! Я, конечно, неуклюжа, но разве веревка могла сама собой обвиться вокруг моей лодыжки и завязаться так туго, что мне было ее не распутать, — если только кто-то не завязал ее нарочно? Я вспомнила, что сидела на борту, а вокруг было полно народу, и мы все так веселились, что я бы вряд ли заметила, обвяжи мне кто потихоньку ногу веревкой, а потом толкни меня, когда яхта тронулась. Значит, это сделал кто-то, кого я знаю. Человек нашего круга. Меня обдало холодом.
— Белинда, — прошептала я и потормошила ее.
— М-м-м-м, — пробормотала она, потому что уже успела крепко уснуть.
— Белинда, проснись. Мне срочно надо знать, кто был на яхте.
— К-к-кто? На какой яхте?
— На той, с которой я упала в воду. Белинда, ну пожалуйста, проснись. Мне нужно точно знать, кто именно был среди гостей. Ты ведь оставалась там всю поездку.
Белинда заворчала, заворочалась и приоткрыла глаза.
—
— Тогда перечисли тех, кого знаешь. И кто знает меня.
— O-о, я понятия не имею, кто с тобой знаком. Там был Душка Уиффи Физерстонхоу, потом еще Даффи-Сумасброд Поттс и Мариса, та, которая напилась на свадьбе. Остальные… нет, больше никого не знаю. Можно я буду спать дальше?
И она тут же уснула.
Я лежала и слушала, как она дышит. Уиффи Физерстонхоу. Не он ли помогал Эдуардо с канатами, отвязывал яхту от пристани и вскочил на борт в последний момент с канатом в руке? Но с чего бы ему таить обиду на Бинки или на меня? Я вспомнила, что, когда меня вытащили, он стоял рядом в сухой одежде. Значит, не прыгнул в воду, чтобы меня спасти.
ГЛАВА 22
Раннох-хаус
Вторник, 3 мая 1932 года
Я резко проснулась оттого, что меня тронули за плечо.
— Не пугайся, сердечко мое, это всего лишь я, — раздался спокойный голос дедушки. — Тебя к телефону.
В окно светило утреннее солнце. За ночь буря закончилась. Я поднялась, накинула халат и поторопилась на первый этаж, в вестибюль.
— Алло?
— Джорджи, это я, Бинки, — раздалось в трубке. — Я в Скотланд-Ярде. Меня арестовали.
— Арестовали? Они спятили? У них ничего нет против тебя. Они бьют наугад, а у них нет никаких доказательств. Что я должна делать, говори.
— Прежде всего, свяжись с Прендергастом. Я пробовал ему телефонировать, но в конторе еще никого нет.
— Не волнуйся, Бинки. Я немедленно еду в Скотланд-Ярд и все улажу. Все этот треклятый инспектор Сагг! Дальше своего носа ничего не видит. Они у нас тебя живо отпустят.
— Надеюсь, — в голосе Бинки звучало отчаяние. — Очень на это надеюсь. Нет, ну, в самом деле, Джорджи, чертовщина какая-то. С приличным человеком такого безобразия случаться не должно. Жуткое унижение, вот что это такое. Схватили и поволокли, как обыкновеннейшего преступника. И даже отобрали мою «конвей-стюарт» с золотым пером, которую я получил в подарок на совершеннолетие. Вероятно, вообразили, будто я ею заколюсь. Страшно подумать, что скажет Хилли, когда узнает. Честное благородное слово, лучше болтаться в петле, чем объясняться с Хилли.
Хоть положение и было серьезнее некуда, я улыбнулась.
— Держись, Бинки, и не говори ни слова, пока не подоспеет Прендергаст. Я еду!
Сбегав наверх, я переоделась в элегантный городской костюм, в котором обычно открываю благотворительные базары. Мне нужно было выглядеть солидно. Потом написала записку для младшего мистера Прендергаста и попросила дедушку позвонить тому в контору в половине десятого. Пока я одевалась, дедушка приготовил мне чай и заставил выпить несколько глотков, после чего я сразу выбежала на улицу, поймала такси и помчалась в Скотланд-Ярд, куда влетела, будто яхта на всех парусах.