Дворец иллюзий
Шрифт:
И отогнав мрачные мысли, я спросила:
— А потом?
Дхаи-ма нахмурилась:
— Не можете дождаться своего собственного появления, Мадам Себялюбие?
После она смягчилась:
— Ты появилась даже до того, как мы и твой отец закончили приветствовать твоего брата и аплодировать. Ты была так же темна, как он светел, так же неугомонна, как он спокоен. Кашляя от дыма, ты путалась в подоле сари, хватая за руку своего брата и чуть не сбила его с ног…
— Но мы ведь не упали!
— Нет, не упали. Каким-то образом вам удалось поддержать друг друга. И затем голоса снова заговорили: «Смотри!
— Изменит ход истории? Они действительно так сказали?
Дхаи-ма пожала плечами:
— Так утверждали жрецы. Кто может сказать с уверенностью? Ты же знаешь, какой гул и эхо раздается в этом зале, когда там говоришь. Царь выглядел пораженным, но затем он поднял вас обоих, прижав тебя к груди. Впервые за многие годы я увидела, что он улыбается. Он сказал твоему брату: «Я нарекаю тебя Дхришадиумна». Обратившись к тебе, он произнес: «Я нарекаю тебя Драупади». И затем у нас был самый большой пир, который когда-либо видело это королевство.
Пока Дхаи-ма перечисляла блюда на пиру, загибая пальцы и причмокивая губами от счастливых воспоминаний, я задумалась о значении имен, которые наш отец выбрал. Дхришадиумна — «Победитель врагов». Драупади — «дочь Друпада».
Имя Дхри вполне подходящее, хотя, если бы я была его отцом, я бы выбрала более яркое, как, например, Божественный победитель или Свет Вселенной. Но дочь Друпада? Одаренный сыном, он не ожидал моего появления. Не мог ли он выбрать что-нибудь менее эгоистичное? Что-нибудь более подходящее для девочки, которая, как предполагалось, изменит историю?
Я откликалась на Драупади до сегодняшнего дня, потому что у меня не было выбора. Но я решила, что это больше не повторится. Мне необходимо было более героическое имя.
Ночью, после того как Дхаи-ма ушла к себе, я лежала на высокой жесткой кровати с массивными ножками и наблюдала за танцем теней, отбрасываемых масляной лампой на щербатых каменных стенах. Я боялась пророчества и в то же время хотела, чтобы оно сбылось. Обладала ли я качествами, присущими героине: смелостью, настойчивостью, несгибаемой волей? К тому же я была заключена внутри дворца, похожего на мавзолей, где даже судьба могла меня не найти.
Но больше всего мне не давала покоя мысль о том, чего Дхаи-ма не знала, то, что разъедало меня изнутри, словно ржавчина решетку моего окна: что же случилось на самом деле, когда я вышла из огня?
Может, как утверждала Дхаи-ма, голоса действительно предсказали мою жизнь среди обманчивого шума, но я их еще не слышала. Оранжевые языки пламени погасли, внезапно стало холодно. В старинном зале пахло благовонием и более древним запахом военного пота и ненависти. Худой сияющий человек приблизился ко мне и брату, когда мы стояли, держась за руки. Он распростер руки, но только для моего брата. Он поднял лишь мальчика, чтобы показать его своему народу. Только мой брат был желанен. Но мы так упрямо держались друг за друга, что моему отцу пришлось поднять нас обоих.
Я не забыла эту нерешительность даже спустя годы, хотя царь Друпада исправно исполнял свой отцовский долг и обеспечивал меня всем, чем, по его мнению, должна была обладать принцесса. Иногда, когда я настаивала, отец даже предоставлял мне привилегии,
Негодование, которое я не могла выразить отцу, я направила на его дворец. Я ненавидела толстые серые плиты стен, больше подходящие для крепости, нежели для королевской резиденции. Я ненавидела узкие окна; невзрачные, тускло освещенные коридоры, неровные, всегда влажные полы; массивную, без излишеств мебель, оставшуюся от предшествующих поколений, которая по размерам больше подходила для гигантов, чем для людей. Больше всего я ненавидела сады, в которых не было ни деревьев, ни цветов. Царь Друпада полагал, что кроны деревьев могут стать источником опасности, так как загораживают вид караульным. Кроме того, отец считал деревья и цветы бесполезными, а от того, в чем он не видел никакой пользы, он избавлялся.
Разглядывая из окон моей комнаты лишенный растительности двор, я чувствовала, как уныние ложится на мои плечи, точно железный платок. «Когда у меня будет свой собственный дворец, — пообещала я себе, — в нем всё будет совершенно по-другому». Я закрыла глаза и представила буйство цветов и звуков, пение птиц в деревьях манго и кремовых яблонь, бабочек, порхающих среди кустов жасмина и всего этого великолепия. Правда, я еще не могла придумать, каким будет мой будущий дом. Будет ли он изысканным, как камень горного хрусталя? Или дорогим, как кубок, усеянный драгоценными камнями? А может, утонченным и замысловатым, как золотая филигрань? Единственное, что я знала наверняка, это то, что мой будущий дворец станет отражением моей души. Там я наконец буду дома.
Годы моего пребывания во дворце отца были бы невыносимы, если бы не мой брат. Я никогда не забывала ощущение его руки, сжимающей мою, его отказ покинуть меня. Мы были неразлучны, утешая друг друга в нашем одиночестве. Мы делились нашими страхами о будущем, яростно защищали друг друга от мира, который считал нас не совсем нормальными. Мы никогда не говорили о том, что один из нас значит для другого — Дхри чувствовал неловкость, раскрывая свои чувства. Но иногда, когда я представляла, как пишу ему письма, я связывала слова в нелепые метафоры: «Я буду любить тебя, Дхри, пока великий Брахман не поглотит Вселенную, словно паук, втягивающий в себя паутину».
Тогда я не знала, насколько мучительным окажется вкус этой любви и как дорого она будет стоить каждому из нас.
2
Синяк
Возможно, причина, по которой мы с Кришной так хорошо ладили между собой, крылась в нашем темном цвете кожи. В обществе знать всегда смотрела свысока на всех, у кого кожа была темнее молочно-миндального цвета. Иметь смуглую кожу, особенно для девушки, считалось несчастьем. Старательная нянюшка часами натирала меня отбеливающими мазями. Эти часы были просто мучительны. В конце концов она потеряла надежду. Возможно, я бы тоже отчаялась, если бы не Кришна.