Дворец иллюзий
Шрифт:
— Друзья говорят, что молоко немного густое, на цвет — белое, на вкус — сладкое, но не слаще нектара богов. Пожалуйста, мама, дай мне отведать молока.
Тогда мать, у которой не было денег, чтобы купить молока, размешала немного муки в воде, добавила немного пальмового сахара и дала это выпить мальчику.
Мальчик выпил приготовленный матерью напиток и затанцевал от радости, что и он теперь знает вкус молока.
И мать, которая за многие годы своей тяжелой жизни ни разу не заплакала, разрыдалась от доверчивости
* * *
Вот уже несколько часов сильный ветер атаковал стены дворца. Слабо затворенные ставни, защищавшие окна, не могли более сдерживать порывы холодного дождя. Пол стал скользким от воды, а ковер насквозь промок. Я вздыхала, когда думала о том, что ковры неделями будут пахнуть сыростью. Огонь в лампах мерцал, готовый вот-вот погаснуть. Время от времени в пламя попадал мотылек и с шипением сгорал в нем.
В такие вечера, когда от внезапных раскатов грома испуганно и вместе с тем радостно замирало сердце, мы с Дхри рассказывали друг другу истории, чтобы как-то развлечь себя. Каждый день у нас были занятия, но в бесконечно долгие и унылые, как пустыня, вечера мы не знали куда себя деть. Единственным человеком, который мог развлечь нас в такие часы, был Кришна. Он, правда, всегда приходил и уходил совершенно неожиданно, и эта непредсказуемость явно доставляла ему удовольствие. Рассказывая друг другу истории, мы забывали о других членах семьи Друпада — его женах-царицах и остальных детях, с которыми мы сталкивались только во время торжественных церемоний. Чем они занимались? Заходил ли он в их светлые комнаты, наполненные смехом? Почему он никогда не приглашал нас к ним?
Дхри, тряхнув головой, воскликнул:
— Нет, нет! Эта история начинается еще раньше!
— Очень хорошо, — ответила я, скрывая улыбку. — Когда царь Сагара обнаружил, что его предки были сожжены дотла яростью великого нищенствующего Капила…
Раньше, когда я дразнила его, он воспринимал это без всяких обид. Сейчас мой поступок его раздражал. Можно было подумать, что эта история заставляет его сожалеть о том молодом, беспокойном самом себе.
— Ты тратишь время понапрасну, — сердито посмотрел он. — Ты знаешь, что произошло раньше, начни с истории о двух других мальчиках.
* * *
Когда-то в далекие блаженные времена сын брахмана и сын царя были отправлены в ашрам [1] на учение к великому мудрецу. Там они много лет провели вместе, стали лучшими друзьями, и, когда пришло время каждому из них возвращаться к себе домой, они плакали.
Принц сказал своему другу:
— Дрона, я никогда не забуду тебя. Приезжай ко мне, когда я стану царем Панчаала, и все, что у меня есть, будет твоим.
Брахман обнял принца и сказал:
— Дорогой Друпада, твоя дружба значит для меня больше, чем все богатства в сокровищницах богов. Твои слова навсегда останутся в моем сердце.
Каждый поехал своей дорогой, принц — постигать придворные обычаи, брахман — учиться дальше у Парасурамы, известного мастера военного дела. Он овладел искусством войны, женился на добродетельной женщине, у них родился прекрасный сын. Хотя он был беден, он
Но однажды, когда мальчик, пришел домой после игр и попросил молока, его мать заплакала.
Были ли правдивы те истории, что мы рассказывали друг другу? Кто знает? Даже в лучшие времена история — штука неопределенная. Конечно, никто не рассказывал нам именно эту, хотя она интересовала нас больше всего. В конце концов, эта легенда была причиной нашего существования. Мы пытались восстановить ее, основываясь на слухах и лжи, смутных намеках, оброненных Дхаи-ма, и на нашем собственном воспаленном воображении.
Дхри все еще не был удовлетворен.
— Ты смотришь на историю не из того окна, — сказал он. — Тебе надо закрыть его и открыть другое. Смотри, сейчас я это сделаю.
Молодой принц унаследовал неблагополучное королевство и двор, наполненный интригами, доставшимися ему после самодовольного короля, который слишком доверял своим придворным. После многочисленных раздоров и кровопролития он обещал себе, что никогда не повторит ошибок своего отца. Он был хорошим, но осмотрительным правителем, более справедливым, чем милосердным. И он все время слышал шепот и издевательский смех, которые были для него предвестниками измены.
— Ты слишком пристрастен, — упрекнула его я. — Ты все время пытаешься выставить его в лучшем свете и показать, что он ни в чем не виноват.
Он вздрогнул.
— Он ведь наш отец, в конце концов! Он заслуживает некоторой пристрастности!
— Вернемся к рассказу, — сказала я.
Однажды, когда царь был во дворце со своими придворными, в зал зашел брахман и остановился перед ним. Царь был удивлен, увидев, что хотя тот был одет в изношенную одежду, он не выглядел как нищий. Он стоял прямо, как пламя свечи, с высоко поднятой головой, и его глаза сияли, словно агаты. Какое-то смутное воспоминание всплыло из глубин памяти короля и вновь там потонуло. Он слышал, как придворные вокруг него тихо переговариваются, гадая, кто же этот незнакомец. Царь приказал, чтобы советник отвел брахмана в сокровищницу, где каждый день раздавали подарки нуждающимся, но тот оттолкнул его руку.
— Друпада, — сказал он, и его голос гулко зазвучал в огромном зале, — я не нищий. Я пришел, потому что ты дал мне дружеское обещание. Однажды ты сказал, что я могу приехать к тебе и жить вместе с тобой. Ты говорил, что все, что у тебя есть, станет моим. Мне не нужно было твоих богатств, но я попросил, чтобы ты нашел для меня место у себя при дворе. Ты много от этого приобретешь, ибо я поделюсь с тобой тайным военным искусством, которому научил меня мой гуру. Ни один враг не осмелится приблизиться к Панчаалу, пока я буду с тобой.
Я остановилась, зная, что Дхри захочет продолжения.
Будто молния сверкнула, и перед глазами короля возникла картинка: мальчики, которые обнимались и вытирали слезы, расставаясь друг с другом. И это старое, милое имя было на его языке: Дрона. Но позади него люди смеялись, показывая пальцами на сумасшедшего брахмана — ведь он действительно сумасшедший, если так самонадеянно говорит с королем!
Если Друпада признает его, если сойдет с трона, возьмет его под руку — станут ли они так же смеяться? Сочтут ли его слабым чудаком, неспособным править?