Дворянство. Том 2
Шрифт:
Сверху Елена не могла толком рассмотреть лицо, но предположила, что вероятно это единственная дочь тетрарха. Народ шептался — у королевской семьи было то ли шесть, то ли семеро детей, но Пантократор забрал всех кроме одной. Это (опять же если верить слухам) принесло большие проблемытетрарху, потому что на «высоком» брачном рынке всегда наблюдался определенный переизбыток девушек, а в последние годы диспропорция достигла просто катастрофических размеров. У королевской дочери (точнее родителей) имелись хорошие шансы попасть в неприятную вилку, выбирая между положением старой девы и непристойным мезальянсом.
Пятерка
— Придет день, и я убью тебя, — сказала она, неожиданно для себя. Женщина не собиралась угрожать, но твердое обещание вырвалось буквально само собой. Она ждала насмешку в ответ, но ведьма лишь качнула головой.
— За все, что ты сделала мне... и другим.
— Это возможно, — согласилась ведьма. — Маловероятно, однако, все на свете имеет пусть ничтожный, но шанс исполниться. Возможно, да. Но ты ведь понимаешь, сколь велика пропасть между нами? Даже не принимая во внимание мои особые умения. Практика, милая моя. Обычный опыт, который ты никогда не сможешь уравнять. Поэтому гораздо больше вероятность того, что…
Она сделала многозначительную паузу, сделала жест сильной рукой, затянутой в кожаную перчатку без колец, так, словно охватывая мир.
— Ты прожила в Пайте достаточно долго. Чувствуешь насилие, которым переполнен город? Жажду смерти, стремление к убийству, которыми напоен сам воздух? Ты чувствуешь, как вся Ойкумена замерла, будто взведенный арбалет? Вселенная застыла в неустойчивом равновесии. Наступит день, и все это рухнет, обвалится, как домик из костей под ураганом. Тогда уже никто не защитит тебя. Я заберу все.
— Боюсь, ждать придется долго, — усмехнулась Елена, стараясь показать уверенность, которой не чувствовала, буквально ни капли.
— Однажды тебе будет некуда бежать. Однажды тебе окажется некого поставить между собой и мной. Однажды ты поймешь, насколько забавна сама лишь мысль о том, чтобы противостоять мне с оружием в руках. Тогда я не откажу себе в удовольствии напомнить тебе нашу беседу. И это случится весьма скоро.
— Если случится.
— У меня много времени, я могу позволить себе истратить толику его на милые пустяки вроде терпеливого ожидания.
Елена хотела срезать противника резким и едким словцом, но ее хватило лишь на короткое:
— Подавишься.
— Твоя очаровательная подружка на корабле сказала то же самое. Ты ведь помнишь, чем это закончилось?
У Елены исчерпался запас красноречия и юмора, она промолчала, бледнея от беспомощной ненависти.
— Сказки, легенды и притчи любят число три, — подумала вслух ведьма. — При абордаже мы встретились первый раз. В Мильвессе чудом разминулись, то есть сегодня вторая встреча. Осталась третья. Тебе уже страшно при мысли о ней? О неизбежности, что ждет впереди?
Елена снова промолчала.
— Ну, диалога двух мудрецов у нас не получилось, — констатировала ведьма. — Но было интересно поглядеть на тебя. Поговорить. В конце концов, потом у нас не будет времени на беседы. Все произойдет очень деловито и практично. И кроваво.
— Да, было интересно, — согласилась Елена. Посмотрела в багровые омуты чужих глаз и вновь пообещала. — Я убью
— Повторяешься. Кажется, экспромт не твоя сильная сторона. Пьесы у тебя получались куда лучше.
У Елены возникло холодящее, неприятное чувство, что заклятый враг жалит ее глаза, проникая в саму душу.
— Как хороший автор ты должна знать, — сказала дьявольская женщина. — В настоящей, увлекательной драме всегда кто-то должен умереть. Всегда. И эта драма еще не подошла к завершению.
— Возможно. Но сейчас ты бессильна. Так что убирайся.
— Как пожелаешь, — ведьма изобразила шутовской поклон, и Елену опять пробрал морозец, на сей раз от понимания, насколько это чудовище пластично. Каждое движение, любой жест был выверен с математической точностью, каждый шаг и поворот идеальны. Ведьма не просто владела искусством Шагов, она жила ими. Бойцовские навыки буквально пропитали ее сущность, как вода губку.
— Думаю, пожелание «будь здорова» здесь уместнее всего, — напутствовал злейший враг.
– Надеюсь, с тобой ничего не случится до нашей следующей встречи. До завершающего акта, в котором каждый получает свое, а демоны и боги смеются над людскими надеждами.
— В хорошей пьесе конец бывает неожиданным, — ответила Елена. — Так что не желай, а то сбудется.
— Поглядим, — согласилась ведьма. — Поглядим. Бывай. Точнее, до встречи.
Она повернулась, сгорбилась и поплелась прочь, снова накинув тень безликости, незаметности, абсолютной серости, которая скрывала от постороннего внимания с эффективностью шапки-невидимки. Елена смотрела в удаляющуюся спину, не в силах поверить, что все действительно закончилось. Женщина осмотрела себя, в том числе заглядывая через плечо. Трясущимися пальцами ощупала одежду — может черная сволочь ткнула незаметно ядовитой иглой? Вроде бы нет…
Елена бессильно оперлась на перила, прикусила пальцы, сдерживая приступ истерического рыдания. Паника накатила и отошла, будто волна. Елена задышала в кулак, часто и мелко, восстанавливая хотя бы внешнее подобие спокойствия. На удивление получилось.
Домой, подумала она. Хочу домой. Прямо сейчас. Пусть короли и прочие лорды мутят свое, пусть Раньян, черти бы его забрали, крутит с доступными дворяночками. Это все не мое и не для меня. Я пойду домой, разбужу мою баронессу, и мы не дадим друг другу уснуть до утра. А завтра… завтра буду тщательно и со всех сторон думать, как дальше жить. С учетом вновь открывшихся обстоятельств.
Она бросила один — прощальный — взгляд на собрание, которые уже перешло в стадию хоть и куртуазной, но все же пьянки. Затем пошла искать выход, прикидывая, где и у кого можно забрать свой плащ.
Елена глянула сверху вниз на темную воду, что казалась жидким обсидианом. Ночной ветерок приятно холодил разгоряченное лицо, пытался растрепать короткую прическу, однако гребни были тяжелы, а невидимые пальцы ветра слабоваты.
Ну и день, подумала женщина, но тут же поправилась — ну и ночь. Факелы и фонари по-прежнему боролись с ночной тьмой, по левую руку шумел Пайт, сверкающий поздними огнями и весельем. По правую темнели береговая линия и лесопарк, где света и шума было куда меньше.