Двойная ошибка
Шрифт:
– Арслан, Эдже, – фух, хоть не забыл их имена, – у меня к вам серьёзный разговор.
Две пары чёрных глаз смотрят внимательно. Ждут информацию о маме? Как же они похожи на Лину!
– Я расскажу вам одну историю. Мы с вашей мамой учились вместе в школе, дружили. Когда стали взрослыми, полюбили друг друга и собирались пожениться. А потом мы потерялись – я долго лежал в больнице, у вашей мамы взорвали дом, и ей пришлось уехать. Мы много лет искали друг друга и только недавно нашли. Это очень запутанная и грустная история.
По бабулиным щекам
– В общем… я только что узнал, что я – ваш папа, – звучит как-то жалко и больше похоже на оправдание.
Делаю паузу, не знаю, что ещё сказать. Дети молчат, но на их личиках отражается искреннее удивление. Арслан приходит в себя первым.
– Это вам мама сказала? Вы разговаривали с ней?
Конечно, их куда больше волнует мама, чем новость об отце. А на что я рассчитывал?
– Нет, к сожалению, она по-прежнему в больнице, и там не разрешают говорить по телефону. Помните, мы ездили сдавать анализ? Вот по нему врачи и определили, что вы – мои дети.
– Вы не можете быть нашим папой, – вступает в разговор Эдже. – У вас есть Инга, и она – не наша мама. Точно так же дядя Рафик не был нам папой, потому что у него была тётя Фатима.
Ох… Как в их детском восприятии всё вывернуто. Да и в реальности всё обстоит не лучше. Даже не представляю, как раскручивать этот клубок.
– Тем не менее, я – ваш папа, хотя это и кажется вам странным. Всё очень перепуталось. Честно говоря, я сам в шоке. Надеюсь, когда мама выздоровеет и приедет к вам, то мы с ней придумаем, как нам всем жить дальше.
Растираю ладонью лоб и глаза. Бессонная ночь даёт о себе знать. А ещё я чертовски боюсь вердикта маленьких прокуроров. Потому что не имею понятия, что буду делать, если они вынесут мне приговор: “не пригоден”. А я… хочу быть им нормальным отцом! Потому что они – мои дети! И как мне реабилитироваться и заслужить их расположение и любовь?
– Завтра я должен уехать в очень важную командировку, а вы по-прежнему останетесь с бабулей.
– А когда мама нас заберёт домой?
Это ещё один вопрос, на который у меня нет ответа… И я даже не уверен, что стоит детей отдавать Лине, ведь им нужно учиться тут, в столице. Да и возможностей у меня явно побольше, чем у их матери. А согласится ли она всё бросить и приехать сюда? И смогу ли я смириться с её нелюбовью, находясь к ней так близко?
Когда ухожу, дети по привычке жмутся друг к дружке и не пытаются подойти и обнять меня. Я для них чужой. Сможем ли мы в будущем что-то изменить? Зачем ты так поступила с нами всеми, Айлин?
Злоба периодически сменяется отчаянием, после которого меня накрывает ярость, и так по кругу…
Работа вынуждает концентрироваться и немного отвлекает от душевной боли и переживаний. Вот уже много лет она – моя палочка-выручалочка от пустоты, горечи и отчаяния.
Глава 11
Айлин
7
Тамара умирает во сне. Вечером она жива-здорова, смотрит на ночь телевизор, смеётся над комедией, мы обсуждаем планы на ближайшие дни. Она ни на что не жалуется, ведёт себя, как всегда. А потом наступает утро, и она не встаёт в обычное для неё время.
Не сразу понимаю, что случилось. Сначала думаю, что хозяйка просто решила отоспаться, потом начинаю беспокоиться и захожу в комнату. Лишь коснувшись её ледяной руки, догадываюсь, что что-то не так…
За три года, которые я прожила здесь, к Тамаре лишь однажды приезжал из-за границы сын Тохтар. С её слов я знаю, что он получил в наследство от отца дом и бизнес, продал всё и открыл в другой стране магазин, который приносит ему неплохую прибыль. Женился там и возвращаться сюда не собирается.
В тот же день звоню ему и сообщаю о смерти матери, но приехать в ближайшее время он не может, и вся организация похорон ложится на меня. Правда, мне помогают соседи, а Тохтар компенсирует расходы.
Он приезжает спустя полгода и сразу с порога обозначает цель своего визита:
– Я продаю дом, сегодня после обеда приедут покупатели. Так что до этого времени ты должна отсюда съехать.
На дворе глубокая осень. В сарае – куры, выращенные мною специально для детей. В подвале – собранный урожай, который я планировала растянуть до весны. Как я уйду? Куда? Чем буду кормить детей?
– Тохтар, я никак не могу уйти. Тут моё хозяйство, я вложила в него много денег и сил. Мне нужно время, чтобы как минимум продать его.
– Твоё хозяйство?
– Ну да… Овощи и птица. У меня дети маленькие. На улице холодно, нам некуда идти.
– Послушай, я всё понимаю, но и ты меня пойми. Покупатель позвонил неожиданно. Деньги предлагает хорошие, отказать ему я никак не могу. Где я другого искать буду, находясь за границей? Так что… на, возьми, – он протягивает мне стопку крупных купюр. – Надеюсь, этого хватит, чтобы компенсировать продукты?
Рыночную стоимость я не знаю. Здесь, в селе господствует натуральное хозяйство, многое выменивают, а не покупают. Беру деньги, понимая, что другого выхода всё равно нет. Спасибо и на этом.
Впопыхах собираю вещи. Дети капризничают, улавливая моё беспокойство. Тохтар поторапливает и злится, ему кажется, что я намеренно копаюсь и затягиваю свой уход. Какая-то женщина ждёт, чтобы убрать после меня дом к приходу визитёров. Вот и всё…
Стою на улице с детьми и торбами вещей. Сыро, холодает, дети хнычут. Не понимаю, что делать. Остаться тут в селе и проситься к кому-то на постой? Может быть, лучше поехать в район или даже область и искать там работу? Очень страшно. Потому что я впервые осталась совсем одна, без старшего, который укажет, как правильно поступить. Я ещё плохо умею принимать решения и теряюсь в критические моменты.