Двойная ошибка
Шрифт:
– Линка, что случилось? – из соседнего двора выходит Костик, наш сосед.
– Тохтар приехал, дом продаёт. А я на ходу прикидываю, куда мне податься.
– Автобус в район ты всё равно уже пропустила. Давай к нам, переночуешь, заодно подумаем, как тебе быть дальше.
У соседей трое по лавкам и дом небольшой. Кое-как устраиваюсь со своими в гостиной. Холодно, комнату почти не отапливают в целях экономии. Но это всё же лучше, чем ночевать на улице.
На рассвете сосед с напарником отправляется в большой областной центр за пятьсот километров –
Еду, которую соседка дала нам с собой, дети съедают ещё по дороге. Замёрзшие и голодные, приехав на место, выбираемся из машины и оглядываемся по сторонам. Костик уходит, а я с малышнёй в нерешительности мнусь возле вещей, не имея ни малейшего понятия, куда идти. За грех, глупость и доверчивость плачу сторицей…
Наши дни
Трудно понять, где реальность, где сон, а где бред больного воображения. Какие-то звуки и обрывки воспоминаний крутятся в голове. Я то снова куда-то ныряю, то возвращаюсь в сознание.
– В целом неплохо, – сквозь плотный туман слышу мужской голос. – Снижаем дозу…
Пытаюсь открыть глаза, чтобы установить источник звуков. Но вижу только какие-то голубые пятна. Всё расплывается.
– С возвращением, – тот же голос.
Откуда? Плохо понимаю, что происходит. А спросить не могу – что-то мешает.
В голове проясняется медленно. И снова появляется жуткий страх: что с детьми? Сколько я здесь? Будто читая мои мысли, опять появляется голубое пятно и тот же голос.
– Вам велели передать, как только вы придёте в себя, что с детьми всё хорошо, можете не волноваться.
Кто велел передать? Спросить бы, но не могу. Главное – дети у кого-то под присмотром. Беспокойство за них не проходит, но становится не таким острым.
Первое, что делаю, когда учусь самостоятельно дышать, – прошу у медсестры телефон и звоню детям.
– Алло, – голос сына звучит испуганно.
– Арслан… – больше ничего выговорить не могу – душат слёзы, не хватает кислорода.
– Мама, мамочка! Это ты?
– Я…
Надо бы спросить, как они, где, с кем, но ничего не получается. Я снова задыхаюсь.
– Мамочка, мы тебя очень ждём. Когда ты приедешь за нами?
Захлёбываюсь от рыданий. Медсестра берёт трубку.
– Арслан, твоя мама ещё очень слабая, она не может много говорить. Она передаёт, что очень любит и скучает. Как только ей будет лучше, она позвонит тебе снова.
Процесс выздоровления движется медленно. Говорить по телефону по-прежнему очень трудно, но слушать я могу долго. Мои птенчики по очереди щебечут мне в трубку, наперебой рассказывая свои новости. Ничто так не подстёгивает выздоровление, как весёлая болтовня моих кровиночек.
От детей я знаю, что живут они в столице с Лёниной бабушкой,
Лёня вписал себя в свидетельства о рождении детей и теперь переводит их в школу рядом с бабушкиным домом, чтобы они не пропускали занятия. Умом я понимаю, что это правильно, ведь неизвестно, сколько времени я ещё проведу в больнице. Но эта новость очень пугает меня. Он… хочет забрать у меня их? Почему тогда они живут с бабушкой, а не с ним? С детьми это не обсуждаю, чтобы не волновать их раньше времени.
От врача знаю, что Лёня извёл его звонками и очень беспокоился обо мне. А ещё, что он купил мне дорогостоящие лекарства, благодаря которым я выкарабкалась. Но мне он не звонит, а я боюсь набрать его и услышать что-то плохое.
День рождения Арслана и Эдже мы отмечаем по телефону. Первая круглая дата моих детей оказывается самой грустной за все десять лет их жизни, потому что в этот день мы далеко друг от друга.
Из больницы меня забирает Света. Слабость такая, что с трудом перемещаюсь от кровати на кухню. Поход за продуктами кажется невыполнимой задачей. Но главное – я дома! Если бы ещё рядом были дети…
Срок оплаты за квартиру истёк ещё полмесяца назад, но хозяйка меня жалеет и обещает зайти за деньгами через неделю. Пересчитываю заначку – её едва хватит, чтобы покрыть долг, но на следующий месяц там не наберётся. Нужно выходить на работу, только где взять силы?
Наконец решаюсь позвонить Лёне.
– Лина? Ну наконец-то! Я думал, ты уже никогда не позвонишь.
По телефону трудно уловить интонации. То ли он и вправду ждал моего звонка, то ли это всего лишь едкий сарказм.
– Я дома…
– Да, знаю, мне твой врач звонил вчера, что тебя выписывают.
– Лёня, спасибо за лекарства и за беспокойство. Без тебя мне бы туго пришлось. И спасибо, что не бросил детей.
– Было бы гораздо лучше, если бы ты не скрывала, а вовремя сообщила о них!
В голосе слышится злость. Как его понимать? При встрече в ресторане я должна была сказать, что их у меня двое? Или попросить о помощи, как только заболела? Но откуда мне было знать, что он не откажет? Он так странно себя вёл…
– Лёня, как я могу забрать детей? Ты можешь мне их привезти? – знаю, что получу отрицательный ответ, но не спросить не могу.
– Нет, Лина, дети останутся здесь.
Вспоминается типичная фраза из фильмов: «Сдавайтесь, вы окружены, сопротивление бесполезно!». Бороться с ним смысла нет?
– Что значит “здесь”? Я уже дома, я хочу их забрать!
– “Здесь” – значит, в столице. Они уже учатся тут в хорошей школе, бабушка занимается с ними музыкой, водила их на прослушивание в консерваторию, сейчас оформляет в музыкальную школу. Тут у них есть всё для полноценного развития. Нечего им нищенствовать в той дыре.