Двойная ошибка
Шрифт:
– Если вы сейчас нам всё расскажете, то мы вас отпустим и больше без острой необходимости вызывать не будем.
– Но мне нечего вам рассказать! Я уже устала повторять, что никакого Штерна не знаю. Ни о каких документах ничего не слышала! Как вы можете меня обвинять в этом? Я не имею к этому никакого отношения!
– Вот вы тянете время и отказываетесь от сотрудничества, а время у нас не резиновое. Мы вынуждены будем вас отправить не домой, а в камеру. А к вашим детям сейчас придут соцработники и заберут их в приёмник. Подумайте, стоит ли рисковать благополучием своих детей? Ради чего или кого?
– Что вы…? Да как вы можете? Я не собираюсь подписывать никаких ложных свидетельств! – голос дрожит, но я всё ещё пытаюсь держать спину прямо и не плакать.
Меня продолжают пугать ужасами: обвинением, тюрьмой, сиротским детством моих детей. Но я же ни в чём не виновата! Почему они это мне говорят? Что же делать?
Меня некому защитить! Я даже не знаю, к кому могу обратиться за помощью, если Лёня арестован. Кроме него, у меня тут никого нет… Ну почему я не ответила на ухаживания доктора Мирзоева? Может, он сейчас мог бы мне помочь…
– Слушай, Вадим, давай на сегодня поставим точку, у меня встреча через десять минут, – улыбчивый мужчина смотрит на часы и начинает собираться.
Выдыхаю с облегчением. Побегу на работу, ещё час до конца рабочего дня. Может, что-то придумаю.
– Окей, давай прервёмся. Дежурный! – рявкает второй.
В кабинете появляется парень в форме.
– Давай эту в камеру.
Как в камеру? За что?
– Пройдёмте, гражданка, – дежурный делает несколько шагов в мою сторону и смотрит будто куда-то за спину.
Силы оставляют меня. Нужно встать, а я не могу… Я не пойду в камеру! Меня дома дети ждут! Я обещала вернуться на работу. У меня будут неприятности. Я же ни в чём не виновата!
Слёзы, которые я отчаянно сдерживала на протяжении всего разговора, прорывают плотину, и катятся градом. Прикрываю лицо руками.
– Дорогуша, не нужно нам тут сырость разводить. У вас была возможность сейчас пойти домой, вы сами от неё отказались.
Что мне делать? Если я признаюсь, что уговорила Лёню украсть эти документы, то меня отпустят? Но этим я наверняка наврежу ему! А если не признаюсь, то меня посадят в тюрьму, а детей заберут в детдом. Боже, я не могу выбирать между Лёней и детьми!
– Я же вам уже много раз повторила, что ничего не знаю! Ну чего вы от меня хотите? – это говорю не я, а визжит истеричка во мне. Паникую!
– Давай её в камеру. Пусть посидит, подумает.
Дежурный берёт меня под локоть и грубо дёргает вверх, вынуждая подняться.
– Михалыч, так может её того, к мужикам? Там ей быстро помогут принять правильное решение.
Присутствующие противно смеются. А перед глазами резко темнеет и, кажется, я отключаюсь…
Глава 19
Леонид
Недаром говорят: “От сумы и от тюрьмы не зарекайся”. Никогда не думал, что смогу потерять всё, что у меня есть, одним махом. И тем более был уверен, что уж в тюрьму-то я точно никогда не попаду.
Тем
Звучит смешно… Только мне почему-то не до смеха. Какой-то подонок украл результаты моих многолетних трудов, продал за огромную сумму Штерну, лишил нашу фирму прибыли, довёл Морозова до сердечного приступа, а вдобавок очень качественно замёл улики, переведя на меня все стрелки. А эти идиоты-следователи даже слышать не хотят о том, что всё это состряпано. Где же их профессиональная интуиция?
Возмущению нет предела. Остаётся надеяться на адекватность судьи. А в том, что эти доведут дело до суда, у меня сомнений нет. И хотя отец нанял хорошего адвоката, за дни, проведённые тут, уверенность в нашей победе существенно ослабла.
– Воронцов! – дверь камеры открывается, и дежурный называет мою фамилию. – На выход.
Снова на допрос? Достали…
– Шо, опять? – пытаюсь шутить голосом мультяшного волка.
Дети бы посмеялись. А мне совсем не до шуток…
Не угадал – меня приводят в комнату для свиданий. Интересно, кто ко мне пожаловал? Вернее, кого принесла нелёгкая?
Инга! Вот это сюрприз! Не ожидал увидеть свою роскошную жену в столь неприятном и мрачном месте. Неужели пришла пожалеть и посочувствовать? В душе шевелится тёплое чувство благодарности. Может, мы с ней и не были идеальной парой, не сгорали от одержимой любви друг к другу. Но определённо Инга много значила и значит для меня, и мне не по себе от того, что я её оставлю. С другой стороны, она ещё может встретить мужчину, с которым будет счастливее, чем со мной. И хотя все эти годы я считал наш брак хорошей идеей, ничто не сравнится с браком по любви.
Расплываюсь в улыбке. Я искренне рад её видеть. Вынужден признаться, что соскучился. Инга не выражает особой радости от нашей встречи. Её можно понять – вряд ли кому-то понравится навещать мужа в следственном изоляторе.
Она садится и кладёт перед собой на стол папку. Разглядывает меня.
– Как-то ты неважно выглядишь.
Ещё бы… С чего мне хорошо выглядеть, если сначала я потерял кучу нервных клеток и приобрёл много седых волос, узнав о краже моей технологии, а потом загремел сюда по сфабрикованному обвинению?
– Да, здесь явно не курорт.
– Хоть побрился бы. А то вылитый уголовник…
Инга не меняется. Спросила бы, как меня тут кормят, но нет…
– Лёня, у меня мало времени. Но я всё-таки хотела принести тебе это лично, – двигает в мою сторону папку.
– Что это?
– Документы о разводе. Детей у нас нет, имущественных споров – тоже. Как ты понимаешь, женой уголовника я быть не собираюсь.
– Вау! Полегче! – пытаюсь изображать оптимизм. – Меня её не осудили. Я вообще-то невиновен и уверен, что мой адвокат в суде, если до него дойдёт дело, это докажет.