Двойной сюрприз для блудного папочки
Шрифт:
Желание разъебать что-нибудь в щепки, но я сдерживаю порыв, поднимаюсь и выхожу из кабинета, никак не реагируя на что-то говорящую мне в спину Яну.
Достаю мобильный из кармана и вижу два пропущенных от Вари. Вырубил звук ещё вчера дома, тупо не хотел ни с кем разговаривать, а сегодня забыл включить обратно.
Набираю её номер. Череда длинных гудков сменяется звенящей тишиной. Набираю ещё раз. И ещё, пока не слышу вместо гудков голос, сообщающий о том, что абонент временно недоступен.
–Яна,
Несколько раз подряд вдавливаю кнопку вызова лифта, но в итоге просто выскакиваю на служебную лестницу. Пролёты сменяют друг друга на скорости, когда один неверный шаг может привести к дыре в черепе от тесного знакомства с полом или стеной.
Выскакиваю на улицу, продолжая бесполезно названивать Варе. Кидаю в голосовую почту сообщения о том, что эти дома искал не я. Объясняю всё максимально быстро и понятно, хоть и догадываюсь, что она их все даже слушать не будет.
Прыгаю в машину, срываюсь с места. По пути пару раз проскакиваю на жёлтый, едва не становлюсь причиной как минимум трёх аварий.
Но дома пусто.
Я обхожу его весь, заглядываю во все щели.
Плюшевые соседи на своих местах. Гирлянды висят везде, куда Варя их развесила. Её вещи на местах, и даже ноутбук, который приветствует меня десятком открытых вкладок в браузере.
Здесь всё, кроме Вари.
Глава пятьдесят шестая. Варя
Я сбегаю из страны.
По дороге в аэропорт звоню отцу и договариваюсь с ним о том, что он заберёт меня отсюда.
Отключаю телефон, когда Егор начинает звонить без перерыва.
Выбрасываю его в мусорку в аэропорту, когда хочу ещё раз связаться с отцом, но вижу усыпанный экран звонками от Минина и моей мамы. Странно, что она «проснулась» вот только сейчас, но у меня нет желания разговаривать с ней.
Покупаю новый телефон тут же.
Номер отца я помню наизусть, как и номера всех остальных важных для меня людей, от половины из которых следовало бы избавиться.
Через час меня сажают на самолёт.
Пересадка в Москве, новый самолёт до Берлина.
Отец встречает в сопровождении охраны. Обнимает крепко, облегченно выдыхает куда-то мне в волосы и ведёт до машины.
Его дом просто потрясающий. Огромный белоснежный особняк в три этажа, высокий забор и мраморные статуи в большом саду. Насколько я знаю, у него есть дома почти во всех странах Европы.
За два следующих дня мы почти не пересекаемся. Дом полон незнакомцев: охрана, прислуга, даже привезённые специально для меня два медика, что поселились в комнатах по соседству.
В среду отец отвозит меня в частную клинику. Много вежливых докторов обещают, что всё будет хорошо. Они говорят это на немецком,
Кстати, их язык не такой уж и жуткий, как все думают. И пока у меня берут кровь из вены, я сижу в удобном кожаном кресле и думаю о том, что мы с детьми обязательно выучим его. И английский тоже. А ещё я обязательно научу их рисовать. И, может быть, запишу на пение. И в бассейн. И ещё во множество мест, чтобы они смогли попробовать максимально много до того момента, как решат, что знают обо всём лучше своих родителей.
Кстати, про второго родителя я стараюсь и вовсе не думать.
Я выбросила телефон, и теперь единственный способ нам связаться – это если я сама позвоню ему. Наверно, так и нужно было сделать. Нужно было позвонить ему и нормально обо всём поговорить, но проблема в том, что я ещё не достаточно успокоилась от всего произошедшего в последние дни, чтобы адекватно разговаривать о том, что причиняет мне столь невыносимую душевную боль.
Моя обида сильнее меня.
Моя обида стучит в висках сильнее голоса разума.
Я допускаю, что могла просто всё не так понять, что эти детские дома могли быть и не для Егора вовсе, но...
Я не могу думать об этом сейчас. Только не сейчас. Сначала мне нужно убедиться в том, что с моими близнецами всё хорошо. Когда я буду в этом уверена, я смогу справиться и со всем остальным.
Мне просто нужна эта эмоциональная основа. Твёрдая земля под ногами. Уверенность, что даст сил на всё остальное.
Вечером в мою дверь раздаётся короткий стук. Здесь все стучат, и все постоянно заходят проверить меня.
Но в этот раз гость удивляет меня хотя бы тем, что приходит впервые за всё время.
На отце ботинки и тёмные брюки, белая рубашка расстёгнута на две верхние пуговицы. Галстука нет, но золотые запонки на месте.
–Привет, – грустно улыбаюсь ему, точно зная, что не услышу приветствия и даже не увижу его улыбку.
Кажется, этот мужчина напрочь позабыл, что значит улыбаться. Он всегда ходит серьёзным и немного настороженным, даже дома. Всегда занят, никогда нет даже минуты свободного времени.
Папа просто коротко кивает в ответ на моё приветствие, закрывает дверь, проходит и опускается на край моей постели. Она большая, как и вся комната, и постельное бельё на ней под цвет мебели и стен – светло-бежевое.
–Звонил твой муж, – просто говорит папа.
У него низкий, немного хриплый голос, который кажется грубым. Я обращаю на это внимание только сейчас, когда его слова бьют по чему-то внутри меня с такой силой, что я не могу сделать вдох.
Мне не просто тяжело, мне физически больно думать про Егора.