Двойной удар Слепого

Воронин Андрей Николаевич

Олег Мерцалов шел за голубыми, стараясь не очень маячить, что удавалось с трудом, так как улица была пустынна. Ему хорошо была слышна их болтовня, которая и забавляла, и вызывала омерзение.

Самый женоподобный из всех, с продолговатым мечтательным лицом, Виктор Панфилов, обнял за плечи идущего рядом с ним коллегу по балету. Тот игриво покачал головой и погрозил Виктору пальцем:

– Не боишься, Петр ревновать начнет?

– А ты что, его жена? – усмехнулся Виктор. – Только жене ревновать позволено и мужу.

– Я тебе

сейчас сделаю жену и мужа, – раздался сзади высокий, немного визгливый голос, и Петр со всей силы хлопнул Панфилова ладонью по ягодицам. – Ты смотри мне, носильщик!

– Почему это я носильщик?!

– А кто же у нас трипак в труппу носит? Носишь – значит, носильщик.

– Это он носит, – Виктор, ничуть не Смутившись, ткнул пальцем в бредущего рядом с ним мрачного брюнета, волосы которого туго стягивала на затылке резинка. – Это он все, бисексуал проклятый, у наших баб подхватил и к нам в компанию занес!

– Ах, так это он, мерзавец?

– Мне черт знает что для жены пришлось выдумывать! Но она все равно не поверила.

– Ты погоди бисексуалом обзываться, – произнес мрачный брюнет, – у самого жена, а приличным человеком себя считаешь. Натурал ты долбаный.

– Ошибка молодости, – Панфилов тряхнул локонами, – не выгонять же ее теперь на улицу, как собаку?

Мы в ответе за тех, кого приручили.

Голубые засмеялись, кто-то из них подначил Панфилова:

– Куда же ты ее выгонишь – как-никак, не она в твоей квартире живет, а ты в ее.

Виктор, манерно растягивая слова, сказал:

– Ну почему мы, такие хорошие правильные люди, ругаемся между собой? Нас и так окружают одни враги.

Артист балета, которого обнимал Панфилов, сбросил его руку с плеча и глубоко вздохнул:

– Пить-то как хочется! – взгляд его густо подкрашенных глаз задержался на вывеске гастронома.

Мерцалов поглубже натянул на голову вязаную шапку, поднял меховой воротник кожаной куртки и зашел в магазин за артистами следом. Они не стали задерживаться ни у одного из отделов, а сразу поспешили к небольшому кафетерию, расположенному в самом конце торгового зала. Здесь стояли пластиковые столы, стулья, продавались алкогольные напитки, кофе, мороженое, кондитерские изделия и тощие бутерброды.

Бармен, увидев постоянных посетителей, радостно заулыбался и поздоровался с каждым за руку. Мерцалов навскид поставил бармену диагноз:

«Тоже педик. Уж слишком томный взгляд и чувственный изгиб губ – у нормальных мужиков такого нет».

– Шестнадцать банок пива, – бросил бармену вместо приветствия танцор Виктор Панфилов.

Бармен плотоядно усмехнулся:

– А расплачиваться чем будешь?

– Да чем угодно: можно деньгами, а можно и натурой. Как тебе больше нравится.

Один из товарищей Панфилова рассмеялся:

– За него всегда женщина платит, Задницей ее зовут – и кормит его и поит.

Виктор же, сложив губы бантиком, будто для поцелуя, опустил свою узкую ладонь на руку бармену.

Молоденькая девушка, подошедшая к прилавку кафетерия и собравшаяся было что-то заказать, презрительно скривилась, не сумев скрыть природного отвращения.

– Постеснялись бы…

Панфилов, не убирая ладонь с руки бармена, сказал:

– Ох уж эти мне женщины! – он обращался вроде бы не к девушке, но говорил так, чтобы она слышала. – Делает вид, будто сама с мужиками не трахается. Ей, понимаете ли, это можно и прилично, а нам – нет.

Румянец залил щеки девушки, и она даже не нашлась, что ответить.

– Молчишь, красавица?

К девушке обернулся Петр:

– Ты их не слушай, они конченные. А я нет, мне, лапонька, все равно с кем – девочки, мальчики ли, и те, и те хороши. Лишь бы попка кругленькая и дырочка поуже. Старух только не люблю.

– Да пошел ты!.. – девушка шарахнулась от прилавка, так ничего и не заказав.

– Ты мне всех покупателей распугаешь, – вполне серьезно сказал бармен, выставляя на прилавок банки с пивом.

– А разве баба – покупатель? – засмеялся Виктор.

– А кто же она?

– Покупатель – он мужского рода, а это женщина, да еще ко всему и натуралка. С лесбиянками хотя бы поговорить можно, они нас понимают.

Светская беседа продолжалась под пиво…

Мерцалов остановился у застекленной витрины бакалейного отдела, отгороженного от кафетерия кованой решеткой, на которой буйно росли вьющиеся растения.

Он мог спокойно наблюдать за устроившимися за столиком гомиками, а сам оставался для них почти невидимым, лишь время от времени менял позицию, поворачивался, чтобы не примелькаться.

– Витя, тебя, небось, жена заждалась, – подкалывали Панфилова.

Тот беззлобно и, как видно, привычно огрызался:

– Ты же знаешь, жена у меня только для мебели и у нее есть любовник.

– О, так у тебя вообще все как у людей! – раздавалось в ответ.

– Отцепись…

Устав экзальтировать публику, артисты балета угомонились. Они, с удовольствием попивая пиво, обсуждали самые обыденные темы. Этих мужчин, так разительно отличающихся от нормальных поведением и внешним видом, волновали, как и всех, вполне житейские проблемы: нехватка денег, сломавшийся в ванной кран, помятое крыло машины…

И Мерцалов понял: их вызывающее, демонстративное поведение – это бравада единомышленников, последняя возможность получить заряд поддержки перед тем, как расстаться.

Мерцалов переводил взгляд с одного танцора на другого, пытаясь определить, кто из них подойдет ему в качестве очередной жертвы, которая будет принесена на алтарь во имя выполнения задания, «Может быть, этот мрачный брюнет? Но черт его знает, что скрывается у него за маской на лице. Люди-загадки – не лучший материал. Нужно действовать наверняка, выбрать самого открытого из всех, того, кто понятен, как белый лист бумаги, на котором написано одно-единственное слово».