Двукратное путешествие в Америку морских офицеров Хвостова и Давыдова, писанное сим последним
Шрифт:
Анча разделяясь на несколько рукавов, делает много островков, на одном из коих мы стояли; ибо сей рукав был мелок. Напротив нас река Анчакан в Анчу впадала.
Едва мы под вечер успели напиться чаю, как один из наших людей, выйдя из палатки, закричал: Разбойники! Разбойники! мы схватив ружья выскочили, и увидев скачущих уже весьма близко к нам людей, приложились к ним и кричали, чтобы остановились.
Разбойников было 11-ть человек. Они увидев нас готовых стрелять по ним, остановились не более как в десяти саженях от нас. Мы велели или отъехать далее, и когда они сие исполнили, тогда мы взяв все возможные предосторожности., дабы они вдруг и нечаянно не могли напасть на нас, вступили с ними в переговоры. Атаман сказал нам, что они думали найти здесь купцов, a не военных людей; что против нас не осмелятся они сделать никакого предприятия, что все они бежали с Усть Майской пристани на Алдане, и уверяли притом, что худое содержание и тяжкие работы были тому причиною. (Обыкновенный предлог бездельников). Таким образом вторично избавились мы от крайней опасности; ибо надлежит признаться, что силы наши были против их весьма слабы. После, когда уже разбойники сии были переловлены и допрошены, узнали мы, что сто была та самая шайка, которая ожидала нас у брода реки Белой, которая услышав о проезде нашем от другой встретившейся с нами шайки, поехала вслед
В 4 — м часу утра пошел дождь и продолжался около трех часов, но вода против вчерашнего убыла на четверть аршина и мы перешли вброд Анчу, где лошади только что не плыли. тут же перебрели и Анчакан. Скоро после того попался нам Якут, конечно из числа поворотчиков, ибо тот же час поскакал назад. Мы крайне сожалели, что не могли предупредить сего человека о близости разбойников, которые не преминули его ограбить.
Около 55 верст от Аллах Юны, проехали место называемое Верблюжья падь, от того что некогда тут умер вьючный верблюд, веденный в Охотск некоторым купцом. Уверяют, что сей верблюд длиною был четыре сажени, что вьючили на него по двести пудов, и все остальные между Якутами о нем рассказы, столько же вероятны. Верст 6 от верблюжьей пади находится Ледник, называемый Бусь-Кюль (ледяное озеро); он длиною более версты, a шириною около 200 сажень, и сказывают, обыкновенно бывает гораздо обширнее. Лед сей никогда весь не растаивает, толщина оного около аршина, поверхность беловата, но в низу синь и от дождей сделался ноздреват. Отражение солнечных лучей от поверхности сего льда, причиняло боль глазам. He много далее проехали еще два меньших ледника, которые все лежать на грунте из мелкого камешника.
На озере, называемом Малый Чжерга Талах застрелили мы трех уток. Между оным и ночлегом перешли вброд реку Анчакан до 20-ти раз, и еще большее того число ручьев. He много далее находится озеро большой Чжергаталах, из которого выходящий ручей, соединяясь с другим, текущим из гор, составляют речку Акачан, впадающую в Юдому. Перешли ее три раза вброд и в 9-ть часов остановились. Имена Чжергаталах происходят от того, что в сих озерах водится много мелкой рыбы, называемой по-Якутски Чжерга, которую Якуты, во время проезду летом, мордами ловят.
Все утро шел дождь. В 16-ти верстах от ночлега, проехали Капитан- Тарын (Капитанская засека), Ледник, длиною до 2-х верст, a шириною около 200 сажень, но и сей обыкновенно бывает больше в средине оного течет ручей, через который не скоро могли переправиться, ибо лед, составляющий берет его, высок и крут; a будучи подмыт течением ручья обваливался с шумом, подобным пушечному выстрелу. На юге, над высокою горою, стояла ужасная черная туча, мимо коей другие облака по обе стороны шли весьма скоро, внизу же была совершенная тишина. Мы ожидали дождя или грому, но наступивший ветер разогнал все сии тучи.
He в дальнем от Капитанской засеки расстоянии, проехали развалившуюся избу в две с половиною квадратных саженьи величиною, где некогда проезжающий купец принужден был зимовать, потому что вдруг выпал большой снег и все лошади его переколели.
Мы продолжали путь наш по левому берегу Акачана, дабы избежать через сию реку бродов, кои бы нас остановили, хотя дорога тут была гораздо длиннее и чрезвычайно дурна. С великим трудом объехали мы вокруг горы Соколий камень, по дороге из неровных острых каменьев, где по самой реке, a где по отрубу превысокого берет. Все время шел пресильный дождь.
В пяти верстах от Сокольего камня, перешли вброд Огненную речку получившую имя сие по чрезвычайно быстрому её течению. Брод был так глубок, что мы во — время самого проливного дождя ехали по пояс в воде; и можно было сказать, что мы между небом и землею пробрались сквозь воду. Проехав после сего два поля называемые Когон Итыт (подстреленный селезень), остановились ночевать у Кенгайского брода.
Кен-чай значит широкое каменное поле; a брод потому назван Кенсайским, что в сем месте река широко разлилась и течет по каменному дну. В сей день перешли мы до сорока маленьких речек и ручьев. Вечером дождь, перестал, но в четвертом часу утра опять пошел и столь сильный, что Якуты даже не хотели подниматься с ночлега, хотя они с удивительным терпением переносят дурную погоду, да и после дождя редко просушивают платье и обувь.
Все наши спутники собрались в палатку, в коей двое только или трое могли спать. Дождь, загнавший нас в сие тесное убежище, не переставал лить рекою. Дорога Охотская и без того трудна, но на сей раз стеклось еще и множество препятствий. Признаться должно, что осы, овода, комары, варнаки, дожди, броды, были такие обстоятельства, от которых или всякое терпение должно было сокрушиться, или всякая нетерпеливость окрепнуть.
Дождь продолжался еще в шестом часу утра послали ловить лошадей, но Якуты так не охотно собирались, что мы не могли отправиться в путь ранее одиннадцатого. Вчера вокруг нас было сухо, a сегодня увидели быстротекущий ручей: таковых без сомнения произошло весьма много от дождей, и мы должны будем беспрестанно переходит их вброд. Акачан разлился чрезвычайно широко и представлял прекрасное зрелище. пригорки покрытые летом, сделались островками, по реке неслось множество вырванных с кореньями деревьев, кои останавливались иногда утех островов. Нельзя не удивиться до какой степени поднимаются здесь воды, когда в сухое время ехав около здешних рек увидит целые деревья лежащие высоко на ветвях других. Наконец приблизившись к небольшой речке, стали мы переходить ее вброд. Первый Якут повел четырех лошадей: три задних оторвались, унесены были быстротою течения, запутались в наносный лес и утонули, так что с великою опасностью могли спасти кладь. После того начали переводить по одной лошади и другим местом, где переплыть должно было не более сажени. Здесь перевели благополучно и только что пере, мочили все сумы. Хорошо, что мы имели четырех запасных лошадей, и потому от потери трех не вышло никакой остановки. Верстах в сорока от Капитан-Тарына, проехали ледник или наледь Кен-чай, длина коей до двух верст, a ширина около одной; но обыкновенно бывает она длиною около 10-ти верст. В 4-м часу остановились около Кен-чай и Ламковой речки,
В 4 часа солнце показалось на одно мгновение, но потом небо снова покрылось мрачностью так, что находящийся менее полуверсты от нас горы, стали невидимы и дождь полил сильнее прежнего. Мы до костей промокли и дрожали от холоду. Скука наша умножалась еще более от воображения, что если дожди задержат нас долго в дороге, судно может уйти в Америку прежде нашего приезду в Охотск: тогда мы принуждены будем зимовать в сем городе и потерять целый год времени.
Иногда Якуты не останавливались на хороших кормовищах, a просили ехать далее говоря, что тут пьяная трава растет. — Что за пьяная трава? — Когда лошадь поест оной, то взбесится, бросается всюду, a потом околевает, спасти же ее тем только можно, что бы скорее оседлать и скакать на ней до того времени, как сделается в поту и в мыле. Однако никто не знает по виду сего вредоносного растения; но Якуты наслышавшись на каком кормовище лошади бесились, никогда уже на оных не останавливаются полагая, что там пьяная трава находится.
От Якутска до Аллах-Юны, лес по большей части Лиственничник и сосна, гораздо в меньшем количестве береза, осина, ольха, и кедровый сланец, много тальнику и ернику вообще лес мелок с Аллах — Юны оный в некоторых местах крупнее, особливо лиственница, потом пойдет много топольнику, коего прежде совсем не видели; но сосна становится реже, a на конец и вовсе исчезает. По дороге растет голубика, красная и черная смородина, последняя изредка, также довольно морошки и княженики.
Мы остановились не далее трех версте от той речки, где лошади наши утонули, почему некрещеные Якуты взяв котел отправились назад, дабы поесть досыта лошадиного мяса. Известно, что Якуты великие обжоры, и жирная лошадь самый лакомый для них кусок, но крещеные показывают при Русских, что He употребляют сего кушанья, хотя в улусах живут точно также как и все другие. Якуты едят не только тех лошадей, коих нарочно убивают, но и колеющих, даже иногда от заразы, от чего после и сами умирают. В третьем году Алданские Якуты поехали на сенокос, в которое время они обыкновенно пируют, то есть едят сколько могут. У сих была жирная лошадь. Она вдруг упала; Якуты подбежали посмотреть и нашли ее к удивлению своему мертвою. По обыкновенному суеверию вздумали, что дьявол убил ее; что однако не помешало им отведать мертвечины. Спустя несколько часов показалась у всех на теле опухоль, a потом и раны. Через двое или трое суток многие померли, a y иных места, где были раны, совсем выгнили. Тоже самое случилось и в тоже время на Амге и Аллах Юне, где был падеж на лошадей, которых Якуты не переставали до того времени есть, покуда сами многие перемерли Тогда прибегли они к своим Шаманам; сии упрашивали дьяволов, что бы не умерщвляли более лошадей, но зараза от того не менее продолжалась до самой осени. Между рогатым скотом и лошадьми оная также открывалась опухолью, претворявшеюся потом в раны и столь была сильна, что если кто до опухоли дотрагивался рукою, то на оной делались прыщи, a после раны. Сей случай выучил Якутов, и ныне они не ели уже падающих лошадей, хотя на Аллах-Юне зараза и много оных переморила. Ночью лед на Кен-Чайской наледи часто обваливался с превеликим шумом. По утру возвратились наши Якуты, привезли с собою целую ободранную лошадь и сказывали, что на месте съели по два только котла на брата, ибо время было холодно. Co всех трех лошадей сняли они гривы, дабы возвратившись в ночлег свой показать, что лошади поколели а не проданы, однако под сим видом, когда при конвое нет хозяина лошадей, работники нередко лучших из них съедают, a гривы привозят домой.
Вода в Ламковой речке убыла, почему перешли мы ее вброд и поднялись на крутую гору, по весьма грязной дороге. Одна лошадь сорвавшись, полетела саженьи две через голову вниз; однако же когда ее подняли, то она пошла хорошо. Верстах в десяти от ночевища выехали на большую дорогу. Должно было перейти вброд рукав реки Акачана, но как он был глубок, a мы не хотели останавливаться, то начали пробираться вдоль берега: ехали по крутому каменному косогору, или прямо по воде, где мельче, но лежало много наносного лесу. Объезд сей был чрезвычайно труден. Якуты хотя и слыхали, что есть другой лучший по вершине хребта, но не знали оного. Выехав опять на дорогу, перешли вброд не большую речку, от которой начинаются гари, mo есть места, где иногда траву выжигают, дабы после иметь лучшие кормовища. От сей речки до Юдомского креста, дорога не камениста и довольно хороша, хотя дожди и чрезвычайно попоршили оную. Перешли вброд несколько глубоких болот и приблизились к небольшой речке в коей вода была очень высока; но как, ширина оной не превышала четырех сажень, и по положили с берегу на берег несколько деревьев, наслали потом хворостнику и по сему мосту перенесли всю кладь, лошадей же перегнали вплавь. He большие реки, текущие поперек дороги и коим нет особенного имени, называются вообще поперечными речками. Переправа продолжалась три часа; после чего проехав около трех верста, остановлены мы были другою речкою. Тут нашли несколько человек едущих в Охотск и также стоящих за водою, и между ими Якутского купца Захарова, который в сороковой уже раз едет в Охотск, но ни когда не видал столь великих вод Якуты наши по дороге ели даже сырое лошадиное мясо. Поутру пошел дождь, но продолжался не более двух часов. Мы начинали уже делать плот для переправы; a как Якутам того не хотелось, то они сказали, что поищут брода; но нашли готовый мост подобный тому, какой мы вчера состроили. От сей речки начинается вторая гарь. На оной перешли вброд несколько глубоких болот и подъехали к Грязной речке, получившей сие название от чрезвычайно тинистого дна её. Оная так разлилась, что между ею и Юдомою (в которую она впадает) не было сухого места, хотя тут пространство берега, между ими находящегося, превышает две версты. He далеко от нас стояло несколько семей кочующих Тунгусов, и мы наняли одного из них съездить на Юдомский крест за большею лодкою. Он при нас отправился на берестяной ветке, (род малого речного судна), похожей на делаемые по реке Лене; только сии меньше и ходят кажется скорее. Тунгусы стояли для ловли рыбы. Мы ездили верхами на оленях. Седло на них кладется очень малое и без стремян, но ездок имеет обыкновенно в правой руке палку, служащую для сохранения равновесия. Езда довольно неловка, хотя скора; ибо олень делает большие шаги, рысью и бежит чрезвычайно скоро. На горы олень поднимается весьма легко, по причине короткости передних ног своих.