Двукратное путешествие в Америку морских офицеров Хвостова и Давыдова, писанное сим последним

Давыдов Гавриил Иванович

Прежде нежели окончу описание Охотской дороги и прибытия нашего в Охотск, нелишним почитаю сказать все то, что мог я сам видеть или с достоверностью узнать о Якутах.

Якуты как известно происходят от Татарского поколения; сходство языка их с Татарским и многих обычаев, может послужить достаточным тому доказательством. Я описал уже зимние их Юрты; летом же большая часть Якутов живет там где сено запасают. Все сенокосы обыкновенно обгорожены. Князцы, y которых очень много рогатого скота и лошадей, не всех их кормят сеном, но большую часть держат в степях, где они разгребая снег, кормятся оставшеюся под оным травою; ибо невозможно запасти довольного количества сена, когда у некоторых Князцев находится до тысячи и более лошадей и рогатого скота.

Многие Якуты носят длинные, a все женщины еще и того длиннейшие косы, привязанные у самого затылка, Якуты летом одеваются в короткие кафтаны китайчатые, суконные, или плисовые, обложенные вокруг, в три или четыре пальца шириною, чем-нибудь только особенным от цвету кафтана. Сапоги шьются из бычачьих кож, с мягкою подошвою; или из лошадиных,

называющихся Сарами. Сары так плотно и крепко сшиваются, что по удобству для мокрого времени, большая часть жителей Якутска носят оные в дорогах, или даже и в городе. Кожаные штаны, рукавицы и шапка, довершают одеяние Якутов. Женщины в летнее время одеваются точно также, как и мужчины. Зимнее платье якутов делается из теплых фуфаек, штанов, полушубков и длинных сапогов, которые носят шерстью вверх и называют Торбасами; сверху же всего надевают в дорогу Санаях, род тулупа из оленьих кож, также шерстью вверх. Притом во время больших морозов, закрывают (особо приделанными из мехов лоскутками) доб, щеки, уши, нос и бороду; так что только глаза остаются не закутанными; на колени же надевают сверх Торбосов, еще так называемые Сутуры. To же делают и Русские во время путешествий своих по пустыням восточной Сибири, где морозы неимоверно жестоки. Якутки носят зимою парки опушенные лисицею или соболем. Парка шьется из оленьих кож и имеет образ длинной рубашки, к которой по большой части приделывают стоячий воротник. Зимние платья богатых Якутов, особливо шапки, бывают дороги.

Якуты очень добронравны, гостеприимчивы, вообще чрезвычайно трусливы, ленивы, когда могут быть такими, обжорливы до чрезмерности и столько же воздержны, когда нужда или бедность их до того доводит. Многие Якуты большую част времени питаются Унданом и Сорою, род кисловатого масла; но сии же самые люди могут съесть невероятно много. Мне сказывал весьма достоверный человек, что сам видел, как четыре Якута съели в два дня прежирную лошадь. Обжорство их причиною, что они не бросают, как я говорил, мертвых лошадей и всякую падалину. Мясо сырое, жареное, или вареное: все почти равно для них. Они съедают и самую кожу с быка, бросив только оную в горячую золу, дабы шерсть обгорела, и все то делают ни мало не от голоду. Якуты любят кротов, но всего более свиное сало, которого иной может съесть до пуда. Обжорство у них даже в чести; они с уважением говорят про обжору: Усио Асатси Хиси, mo есть добрый едок, над теми же кто мало едят, смеются, говоря: что ты за человек!

Но дабы дать большее понятие об обжорстве якутов, я опишу все их обряды бывающие на свадебных праздниках.

Когда кто у них сватается, то уговаривается наперед заплатить отцу невесты калым, состоящий из нескольких быков и лошадей, половина которых отдается обратно жениху в приданое за невестою. Свадьба и пир бывают в доме тестя, но насчет жениха, праздник сей обыкновенно продолжается два дня и на оный собираются родные с обеих сторон и приятели. Богатый потчует гостей вином; но кто беднее, кумысом. После сего съедают несколько лошадей, или быков, a иногда множество кротов, почитаемых за лакомое блюдо; пьют опять вино, или кумыс и принимаются расхлебывать сало. К празднику собирают оное всякого роду, метают вместе и кладут в чан. Когда придет Курум (праздничный обед или свадебный стол), то растапливают все сало и садятся вокруг чана. Пребольшая ложка, или лучше сказать уполовник, называемый Хамыяк, ходит по очереди до того времени, как кто откажется. Сыскиваются такие охотники, которые выпивают по 120 Хамыяков растопленного сала, и надобно припомнит, что сие бывает уже в конце стола, после жирного обеду, на коем конечно ни один Якут не побережет своего желудка.

Кумыс делается из кобыльего молока, которое мешают пополам с водою, наливают в кожаный мешок и оставляют повешенным в Юрте до того времени, как оное скиснется. Тогда берут мутовку, сделанную из выдолбленного на подобие чашки дерева, с просверленными в оной четырьмя или пятью скважинами и с палкою вставленною в дно её. Сею мутовкою сбивают скисшееся молоко до того, как на дно сядет род творога, оставшаяся же жидкость называется Кумыс, подобный крепостью пиву.

При свадьбе Якутов, нет никаких обрядов. Если калым весь заплачен, то молодая в провожании многих женщин идет в мужнин дом; в противном же случае остается у отца, a муж в свой уходит всякий раз, как он пригоняет часть Калыму, остается несколько суток с женою, a при возвращении получает половину назад. Тесть никогда не дает дочери без выплачивания всего Калыма, хотя бы то несколько лет продолжилось; по заплате же оного, жена, как выше сказано, идет в мужнин дом в провожании многих женщин, и тогда опять бывает двухдневный праздник. Калым простирается иногда до восьмидесяти скотин.

Многие из якутов, празднуют и рождение сына, или дочери, точно таким же образом.

Якуты, особливо бедные, очень неопрятны; зимою в Юртах своих держат рогатый скот, a по сему можно судить о запахе в домах их. Летом делают они ступы из коровьего кала, a зимою облив внутренность оных водою и дав ей замерзнуть, толкут в таковой посуде сосновую кору, употребляемую ими в пищу.

Народ сей и сейчас еще сохранил некоторые свои странные обычаи, например: якут, бывший в отлучке, входя в юрту свою ни с кем ее здоровается, Но садится как будто

незнакомый; жена сварит ему есть и потчует как гостя; a поевши уже хорошенько, он делается хозяином дома, Деверь в присутствии невестки, непременно должен быть в шапке иначе ее и себя обесчестит. Если он сидел в Юрте без шапки, то надевает оную когда невестка входит. Якуты верят колдунам своим, или Шаманам, которые отправляют скрытным образом суеверные обряды, ибо священники узнав о том, представляют колдунов сих к суду. Якуты однако и ныне верят им и боятся их. Иногда Шаман, через год или некоторое время по смерти какого-нибудь Якута приносит в дом его наряженную статую и сказывает, что это покойник, требующий корову, или звериных мехов, или тому подобное; который переест всех в случае отказа. Трусливые люди сии дают все требуемое, что Шаман и уносит вместе с статуею. Якуты рассказывают чудеса про колдунов своих и между прочим и про некоего Качината, что он будто протыкал насквозь себя несколько ножей; отнимал у людей руки и вешал оные на деревья, ни мало не причиняя тем боли, что когда в дороге случался недостаток в пище, то он спрашивал товарищей, хотят ли они что-нибудь поесть? и тогда, прокричав некоторые слова, растворял руки, в которые обыкновенно падал какой-нибудь лакомый кусок, например часть жирной кобылы, или Симирь с маслом. (Симирем называют кожаный мешок, в котором по дороге возят ундан и сбивающееся само собою масло, или по-якутски Халк. Корове же, или топленое масло, называется Ары). Сей же Качинат предузнавал, сказывают, всегда за два или за три дни, что с ним случится, уверяют еще, будто он сделал деревянную кукушку, поставил ее на дерево, и она три года куковала, то есть до того времени, как Русские сожгли ее и с деревом; что по смерти Качиката, Якуты возле могилы его вырыли яму, положили в нее Шаманское платье, которое три года по вечерам звенело. Словом, сей Качикат, столько наделал чудес, что Якуты боялись его более Боэная; да должно сказать, что многие и из Русских не менее Якутов тому верят.

Когда у Князца их состарится любимая лошадь, то он отпускает ее на волю, но если она и после того проживет еще столько, что начнет зубы ронять, то Князец убивает ее, собирает родных своих и съедает с ними ту лошадь. Обыкновеннее же случается, что для пиршества Князец заколет другую скотину, a любимую лошадь свою похоронит, положив в вырытую близ того места яму, всю принадлежавшую к ней сбрую, как то: седло, узду, переметные сумы, лук со стрелами и пальму. Переметные сумы бывают почти у всякого в дороге; они перекидываются через седло и висят таким образом, что не мешают ни мало седоку. Пальмою называется нож более поваренного, вставленный в деревянный черен, длиною около аршина. Пальму возят обыкновенно для рубки дров.

Когда Якуты увидят на дороге медведя, то снимают шляпы, кланяются ему; величают Тойоном, [4] стариком, дедушкою и другими ласковыми именами. Просят препокорно, что бы он их пропустил; что они не думают трогать его и даже слова худого про него никогда не говорили. Если медведь не убедившись сими просьбами, бросится на лошадей, то будто поневоле начинают стрелять по нему и убив съедают всего с великим торжеством. Между тем делают статуйку изображающую Боэная и кланяются оной. Старший якут становится за деревом и кривляется. Когда Мясо сварится, то едят оное каркая как вороны и приговаривая: не мы, тебя едим, но Тунгусы, или Русские: они и порох делали, и ружья продают; а ты сам знаешь, что мы ничего того делать не умеем. Во все время разговаривают по Русски, или по Тунгуски и ни одного сустава не ломают. Когда же съедят медведя, то собирают кости, завертывают вместе с статуею Боэная в березовую кору, или во что иное, вешают на дерево и говорят: дедушка! Русские (или Тунгусы.) тебя съели, a мы, нашли и косточки, твои прибрали. Из сего обряда можно заключить, сколько Якуты опасаются мщения медведей, или духа оных, даже и по истреблении.

4

Тойон значит начальник.

Некоторые Якуты, еще и ныне, сварив в дороге кушанье, поднимают оное на руках, говорят речь к духу того места, ставят потом кушанье, каждый плещет первую ложку в огонь, a потом начинают есть. Якуты всякому месту полагают хозяина, который не Бог и не дьявол, но особый дух.

Ночью шел дождь. В 7 часов отправились мы в путь и проехали угольные ямы, то есть место, где ссыльные жгут уголья для казенных кузнечных работ. Чем более приближались к морю, тем лес становился мельче; наконец начался кустарник, a на взморье и ничего не было. Приехав к месту Амунки находящемуся у самого моря поворотили влево и поехали вдоль по берегу. На Амунках очень много морошки.

Вид совершенно тихого моря, играющая в оном рыба, кувырканье водоземных животных, и шум вечно разбивающегося на отмелых берегах волнения, произвели во мне такое удовольствие, которого я изобразить не могу. Мне казалось, что все неприятности уже миновали и я приехал на свою стихию. Необозримость Океана, который вскоре переплывать должен буду, презирая всю ярость волн, поселило во мне какое-то удовольствие, и я готов был в ту же минуту пуститься в море.

В десяти верстах от Амунок находится город Охотск. Когда подъезжаеть к оному, то прежде начинает видеть церковь и колокольню; a потом уже и весь город, в который мы въехали в 6-ть часов пополудни.