Двуликий бог
Шрифт:
— Госпожа Сигюн, вернёмся в золотой чертог, — осторожно предложил верный спутник и помог мне подняться на ноги. Я слегка кивнула в знак согласия, стёрла слёзы тыльной стороной ладони. Я покидала прекрасный дворец покровителя морей, словно в тумане, не помня себя, Скади, Браги, ничего другого. Я ощущала себя такой опустошённой, что у меня не было сил осмыслить все события и чувства того дня. Надежды не было. Эмоций не было. Благо, был надёжный защитник, доставивший меня в родные чертоги в целости и сохранности. Варди не задавал вопросов, став незаметным, как тень, и я была ему благодарна. А по возвращении меня снова ожидали дурные вести. Локи становилось хуже. И мир, в который раз, померк в пучине безысходности.
Прошло
Единственным, кого я изредка подпускала к себе, оставался Варди. И то лишь потому, что он, казалось, единственный сохранил здравомыслие и веру и знал, что предпринять, куда двигаться дальше. День ловкий юноша проводил в Асгарде, следил за Всеотцом, искал возможность для нашей встречи. Мне всё было безразлично. Верховный бог, господин, которому нет дела до горя своих подчинённых. Он желал только праздности, пиров и сражений, долгих путешествий и далёких миров, когда нужен был здесь, в самом сердце Асгарда, когда его хвалёная мудрость одна, возможно, могла вернуть мне рассудок. Однако я утратила веру. Я угасала вместе с Локи.
Но однажды Варди явился ко мне в великом возбуждении, умолял собраться с силами и явиться в Вальхаллу. Я встречала его ледяным равнодушием, потухшим взглядом, больной бледностью усталого лица. В тот миг — минуту высшего отчаяния и слабости — верная свита золотого чертога вновь доказала, что сумела заслужить снисхождение лукавого Локи неслучайно. Варди, Дьярви, Хельга, Рагна приложили столько усилий, вдохнули столько огня и веры в сдавшуюся, сломленную госпожу, что мне пришлось вдохнуть полной грудью, пробудиться от долгого страшного забытья, распахнуть глаза. Я была вынуждена бороться за то, что было мне дорого, за эту бесценную преданность, за свою любовь и справедливость, в которую я верила. И я поднялась с колен.
Я шла к высоким главным дверям Вальхаллы и несла себя чинно и величаво — давно забыто — как богиня и госпожа, как та, что достойна блистательного бога огня и не менее блистательного и могущественного Одина-Всеотца. И все слуги и стража чужого чертога склонялись перед уверенностью и силой гордой госпожи — тем, что дремало во мне так долго, тем, чему я столь опрометчиво почти позволила угаснуть, раствориться. И я была полна решимости предстать перед отцом ратей, прародителем асов и просить его о снисхождении, о справедливости. Жарким огнём над моей головой разливалось солнце. Мерным гулом отдавался звон тяжёлых мечей эйнхериев, страстно сражавшихся в блаженном упоении. Смело ступая среди безумного кровопролитного неистовства, я прокладывала себе путь к мудрости и великодушию владыки Асгарда.
Глава 29
Один приветствовал меня заинтересованной, немного хитрой улыбкой. Казалось, он ничуть не был удивлён ни моей решительностью, ни моим приходом, но всё равно смотрел на меня чуть недоверчиво, с озорным укором нестареющего взора. Всеотец восседал на простом, выточенном из грубого камня и совсем немного удалённом от места жаркого сражения троне,
Я подошла к Одину ближе, чем дозволяло положение господина, а значит, он пожелал предстать передо мной больше праотцом, нежели повелителем. Я приняла протянутую в знак благосклонности руку, коснулась лбом тыльной стороны крепкой ладони. Прикосновение вышло ласковым, но, увы, на самом деле я не чувствовала ни нежности, ни любви, как это было при прошлой нашей встрече наедине. Я ощущала только горечь и разочарование. И я не желала видеть праотца, мне нужен был справедливый властелин — строгий, решительный и непоколебимый. Беседовать при шуме и грохоте сладостной и желанной для эйнхериев войны представлялось совершенно невозможным, и, вскинув руку в приглашающем жесте, Всеотец вывел меня в невесомые воздушные галереи напротив тех, откуда я явилась. Я покорно следовала за ним.
Вальхалла неизменно была залита утренним солнцем, словно густой янтарной смолой, цвела и благоухала, и над лёгкими сводами заливались трелями сладкоголосые юркие птицы. Всё, как в тот день, когда я повстречала бога огня. Всё… Только его самого не было рядом. Эта мысль каждый раз возвращалась неожиданным и болезненным уколом сердца, и я так и не смогла к этому привыкнуть. Некоторое время мы прогуливались молча. Звуки сражений затихали вдали. Один неторопливо размышлял о своём, а я не имела права первой нарушить тишину, хотя всё внутри меня клокотало от нетерпения. Наконец-то мы были одни, и ни единой живой души, покуда простирался взор. Мне так много надо было сказать и так много услышать в ответ, отчего же он тянул, зачем мучил меня ожиданием? Пальцы тревожно вздрагивали и сжимались в кулаки, но я старалась не показать своего смятения и держаться, как подобает госпоже.
— Ты стала безрассудно смелой, дочь моя, — наконец, обратился ко мне Всеотец, и широкая тёплая ладонь покровительственно опустилась на мою голову, погладила по волосам. В размеренном голосе его звучало скрытое восхищение, но и удивление наряду с ним. — Ты уверенно приближалась ко мне, и с каждым шагом в твоих горящих глазах я видел только огненного Локи. Принесёт ли это благо иль скорбь?..
— Я рада нашей долгожданной беседе, Всеотец, — сдержанно приветствовала я его в ответ, чтобы хоть немного собраться с мыслями и не поддаться власти чувств и эмоций — слишком острой болью отзывалось теперь во мне имя лукавого аса. Я говорила вполголоса, стараясь унять дрожь неверных связок. Мне так хотелось быть достойной общества повелителя всех богов. — На то была не моя воля. Не благополучие делает нас безрассудно смелыми. Таким становишься, когда больше нечего терять.
— Что за печаль мучает тебя, Сигюн? — остановившись, Всеотец повернулся ко мне, положил сильные ладони на плечи, взглянул в глаза внимательным ищущим взором. В мягком спокойном голосе звучало сочувствие, искреннее сопереживание. И в тот миг всю меня вдруг пронзило острое сомнение: что, если по какой-то нелепой случайности, злому стечению обстоятельств он не знает правды? Всевидящий и всемогущий Один не ведает истины, вот отчего остаётся так равнодушен и жесток! Удивлённо распахнув глаза, я испуганно глядела на него и не могла поверить: мой оплот надёжности, справедливости, правосудия был не всесилен… Нет, это невозможно, этого просто не могло быть!