Дядя самых честных правил 4
Шрифт:
— Там их и накроем. Очень хорошо!
— Не очень, Константин Платонович. Я немного подслушал их разговоры, — Киж ехидно улыбнулся половиной рта, демонстрируя своё мнение о болтунах, — завтра должен приехать Гаврил Акакиевич.
— Кто такой?
— Нынешний глава рода. Судя по тому, как о нём говорили, дядька с крутым норовом. Хоть и бастард, сумел всю семейку приструнить и взять власть в свои руки. Вроде как Талантом не обижен — ждут, что он проломит щит Марьи Алексевны.
— Значит, не зря торопимся. Постараемся взять их до утра, пока не
Киж покачал головой.
— Нет, Константин Платонович, вроде ничего не упустил. Может, стоило мне самому попробовать их вырезать?
— Дмитрий Иванович, а напомни мне, что с тобой опричники Еропкиных в прошлый раз сделали?
Киж сразу помрачнел, отвёл взгляд и поджал губы.
— Если я вам сейчас не нужен, приведу себя в порядок. Терпеть не могу выглядеть неопрятно.
Дождавшись моего кивка, он отправился к дормезу, залез внутрь и долго там шуршал, переодеваясь в новый камзол. На мой вкус, Киж слишком много уделял внимания своей внешности, если вспомнить, что он давно мёртв.
* * *
Мы закончили сооружать артиллерийскую тачанку уже за полночь. В свете магических светильников она выглядела как звездолёт посреди Средневековья. Первая настоящая боевая машина в этом мире. Увы, дрожки, хоть и укреплённые Знаками, оказались крайне перегружены весом «близнят». Надеюсь, ресурса повозки хватит на задумку, а там пусть хоть разваливаются.
Позёвывая, во двор усадьбы вышел Добрятников. В домашнем халате, в тапочках с загнутыми носами и с кружкой кофия в руке. Он осмотрел тачанку со всех сторон и покачал головой:
— Дрожки с пушкой! Умеете вы, Константин Платонович, поразить. Сказал бы кто — ни в жизнь не поверил. Если я напишу об этом случае в столицу, меня, ей-богу, на смех поднимут.
— Пётр Петрович, я вас очень прошу, не надо никому писать и выдавать секрет. Это экспериментальная разработка, её ещё до ума доводить надо.
— Так это не экспромт?! Уважаю, Константин Платонович. Ещё больше сейчас удивили. Не беспокойтесь, буду нем как могила.
Я кивнул ему, не особо надеясь на его молчание. С секретностью в этом веке вообще плохо, а Пётр Петрович, как я заметил, любит потрепать языком.
— Собираемся! — махнул я Кижу. — Бери Ваську, поедете на дормезе впереди, а я на дрожках за вами.
Не успел я и шагу сделать, как передо мной появились Александра и Таня.
— Константин Платонович, мы с вами!
У обеих девушек в глазах пылала несгибаемая решимость. Прежде чем я открыл рот, Сашка заявила:
— Вы же знаете, я всё равно с вами пойду. И Таня тоже! Оставите нас здесь, так лошадей возьмём и следом поедем. Мы ваши ученицы и вас не бросим!
Демонстративно вздохнув, я покачал головой. Даже не сомневаюсь, что так они и сделают. Я, собственно, и не собирался возражать, заранее придумав для них занятие. И пользу принесут, и лишний раз рисковать не будут. Грех не использовать лишние руки
— Александра, а что мне вашему отцу сказать?
— Я ему сама уже всё сказала, — рыжая упёрла руки в бока.
— Пусть едет, Константин Платонович, — подал голос Добрятников, — всё равно ведь сбежит.
У Александры радостно вспыхнули глаза, но её отец тут же добавил:
— Только пусть пообещает слушаться вас и не делать и шагу без вашего приказа.
Рыжая поникла, но согласно кивнула.
— Я тоже поеду! — между Сашкой и Таней влезла Ксюшка. — Я тоже стрелять умею!
— Нет! — хором выпалили Добрятников и Александра.
— Даже не проси. — Отец строго посмотрел на младшую дочь. — У меня хватит сил тебя удержать, в отличие от сестры.
Ксюшка надулась и сердито зыркнула на старшую.
— Вот вы как! Ничего, я запомню, Сашенька. Вот придёшь меня просить в следующий раз, так я тебе не буду помогать. И дяде Косте расскажу, что ты его портрет нарисовала и под подушкой хранишь.
Александра покраснела и бросила на меня быстрый взгляд. Портрет, значит?
Ксюшка показала ей язык и опрометью кинулась в дом, не дожидаясь, пока сестра доберётся до неё.
— Всё, поехали. Сударыни, займите места в дормезе.
Я попрощался с Добрятниковым и забрался в дрожки. Буквально на секунду я встретился взглядом с Таней, закрывавшей изнутри дверь дормеза. Как же я по ней соскучился! И она, судя по глазам, тоже. Но дела сердечные откладываются до лучших времён, пока я не разберусь со всеми проблемами.
* * *
В предрассветных сумерках мы проехали деревню Злобино. На единственной улице не было видно ни души и стояла вязкая тишина, только петухи изредка перекрикивались во дворах.
До цели оставалось всего ничего, и мы остановились в узком перелеске, за которым начиналась усадьба. В сопровождении Кижа я тихонько пробрался к опушке, чтобы осмотреться.
Луг и усадьба за ним плавали в утреннем тумане. Серые пряди то скрывали постройки и особняк, то показывали его частями. Вот мелькнули окна второго этажа, вот появился уцелевший флигель, высунулись из пелены чёрные огрызки сгоревшей конюшни. Ни черта не разобрать, где там чужие опричники! Опять Кижа посылать в разведку? Упустим время, позволим врагам проснуться и потеряем фактор неожиданности. А для «ловчей сети» далековато — я её до утра плести буду.
Внутри заворочался Анубис — до него дошли мои мысли о приближающемся сражении, и послышалось басовитое урчание. Драки Талант крайне одобрял, желательно со смертями, а ещё лучше с массовыми. Вот же ж ненасытная утроба! Ощутив моё недовольство, Анубис вдруг поднялся в груди и хлестнул протуберанцами силы изнутри по глазам.
— Ш-ш-ш!
Я непроизвольно зашипел сквозь зубы и принялся моргать. Под веки будто песка насыпали, до адского жжения и рези. Ах, зараза! Что же ты делаешь-то?