Дядя самых честных правил 4

Горбов Александр Михайлович

Я переглянулся с Кижом. Мертвец помрачнел и кивнул мне.

— Езжайте, Константин Платонович, я управлюсь с дормезом, не беспокойтесь. А в Добрятникове догоню вас.

— Хорошо.

Спрыгнув на землю, я обошёл лужу и сел в дрожки к Добрятникову. Тот щёлкнул вожжами, и его живые лошадки не спеша потащили экипаж.

— Рассказывайте, Пётр Петрович, не томите. Такое чувство, что кто-то умер, а я не знаю.

— Не умер, — Добрятников вздохнул, — но может. Буквально завтра.

— Да не размазывайте вы, ей-богу!

Уже и не знаю, что думать от ваших недомолвок.

— Понимаете, Константин Платонович, буквально пару недель назад пришли неприятные известия. Что вы погибли. То есть были сильно ранены во время сражения и рана оказалась смертельной.

— Погодите, какое известие? От кого? А мои письма? Я же писал из Петербурга, уже вернувшись из армии.

Добрятников развёл руками.

— Простите, Константин Платонович, не могу точно сказать. Через третьи руки из Москвы привезли письмо от вашего однополчанина.

— Какого ещё однополчанина?!

— Ммм… Я точно не помню. Кажется, какой-то дальний родственник Голицыных.

— А письма? Письма от меня приходили?

Пётр Петрович покачал головой.

— Не было, Константин Платонович. Ни единого.

Я почувствовал, как от злости окаменело лицо. Найду, кто это сделал, оторву голову и буду ей в футбол играть, пока не испортится.

— Успокойтесь, Константин Платонович. Марья Алексевна и девушки тоже не поверили этим наветам. Так и сказали: не такой Константин Платонович человек, чтобы от пули умереть. Пока, говорят, не получим официальных известий, будем считать его живым.

— Тогда тем более мне срочно надо в Злобино. Немедленно!

Добрятников замялся.

— Есть небольшая проблема, Константин Платонович. Ваша усадьба, как бы это сказать… В общем, усадьба сейчас в осаде.

Глава 24

Возвращение

— Кто. Посмел. Это. Сделать?!

Выражение моего лица заставило Добрятникова отшатнуться.

— Еропкины.

В ответ на мой гневный взгляд Пётр Петрович остановил дрожки и ткнул меня в грудь пальцем.

— Константин Платонович, я вас безмерно уважаю, но сейчас, по праву старшего, требую. Немедленно успокойтесь! В таком бешеном состоянии вы сделаете только хуже. И не надо на меня так смотреть: моя жена умеет это в десять раз страшнее. Ну же, дорогой мой, дышите. Глубокий вдох, выдох…

Нехотя, со скрипом я признал его правоту и постарался взять себя в руки. Воевать лучше с холодной головой, а не на эмоциях. Спокойно, сейчас всё выясню, обдумаю и решу, что делать.

— Ну вот, уже лучше, — Добрятников кивнул и щёлкнул вожжами, пуская лошадей шагом.

— Рассказывайте с самого начала, что там случилось.

— Стоило появиться слухам о вашей гибели, как начались весьма неприятные события. Стали приезжать некоторые ваши соседи и требовать

погасить некие долги. Причём все разом, будто их кто-то подзуживал. Показывали векселя, якобы подписанные ещё Василием Фёдоровичем.

Вороньё! Чуть услышали о чужом горе, так сразу налетели грабить. Я ещё с первой поездки разобрался, какие у меня соседи.

— Но вы же знаете Марью Алексевну — на неё где сядешь, там и слезешь. Получился большой скандал, когда княгиня объявила эти векселя подложными.

Мы с Петром Петровичем понимающе переглянулись. Княгиня не тот человек, на которого можно невозбранно давить, она так наподдать может, что мало не покажется.

— Марья Алексевна даже вызвала Надворного судью, Михаила Карловича, вы его знаете. Но он, к несчастью, оказался в отъезде. А соседи будто с цепи сорвались: не получив желаемого, стали захватывать земли поместья. Ваши опричники пытались остановить этот наглый грабёж, но их оказалось маловато супротив их всех. Особенно Троекуров усердствовал — нагнал собственных опричников, чуть ли не пять ваших деревень своими объявил.

— Кто такой?

— Князь Троекуров Кирилл Петрович. Генерал-аншеф в отставке, тот ещё самодур. Вы с ним не сталкивались? Его поместье ровно на западе от вашего. Полагаю, это он с Еропкиными стакнулся. Позавчера они заявились в усадьбу, предъявили те же самые подложные векселя и заявили, что имение за долги переходит к ним.

Я закусил губу от злости. Эх, надо было дать тогда Кижу вырезать это бандитское семейство под корень.

— Негодяи!

— Марья Алексевна так им и сказала. Случился жаркий спор, я бы сказал, очень жаркий. Княгиня эээ… Несколько возбудилась и слегка переборщила с магией. Ну и ваши опричники добавили от души.

— Чёрт! Все живы?

— У Еропкиных некоторые потери, насколько я понял. Они со злости разнесли один из флигелей, конюшню и взяли усадьбу в осаду. Марья Алексевна переправила девочек ко мне, слава богу, и закрыла дом магическим куполом. Не знаю, сколько она продержится, — здоровье уже не то, и возраст, сами знаете.

Да, княгиня хоть и крепкий орешек, но долго так продолжаться не может. Мне срочно нужно выручать её и остальных. Хорошо, что Пётр Петрович своих дочерей смог забрать.

— Я попытался найти помощь. Вот, — Добрятников дёрнул головой, указывая за спину, — ездил к знакомым, но все отказали. Связываться с Еропкиными и Троекуровым никто не решился. А кое-кто даже намекнул, чтобы я не лез в это дело. Мол, ваше наследство уже поделено решением старших родов.

— Вот с этого момента, Пётр Петрович, подробнее. Кто там моё поместье поделил?

— Конкретных имён не называлось.

Добрятников поёжился под моим взглядом и всё-таки ответил:

— Это мой бывший сослуживец, вы его не знаете. Рода не очень знатного, но при деньгах. А вот жена у него из боковой ветви Голицыных.