Дядя самых честных правил 4
Шрифт:
Еропкин поставил рюмку на стол.
— Мы тре… кхм, просим. Выдать нам тела погибших опричников и моих кузенов для отпевания и достойного погребения.
— Законное желание. Я пойду вам навстречу, можете присылать своих людей за ними.
— Благодарю, господин Урусов.
Я кивнул и налил по третьей.
— Ваша… ммм… тётушка…
— Бабушка, — буркнул юноша, выпив, не дожидаясь меня, — прабабушка.
— Ваша прабабушка давно вернулась? Я слышал, что ей пришлось ехать аж из Сибири. Не думал, что она так быстро узнает о
— Второго дня, — юноша покосился на дверь, будто остерегаясь, что старая ведьма его услышит. — Она не ради вас приехала.
Молодой Еропкин закусил губу и досадливо поморщился. Похоже, старуха вырвалась из монастыря, узнав о самозванце во главе рода. И сейчас, уладив дела со мной, возьмётся наводить порядок среди родственников и потомков. Если она такая же крепкая, как кажется, лет на десять Еропкины прекратят внутренние свары и примутся зализывать раны. А учитывая её визит ко мне, есть шансы, что мы разойдёмся с ними без кровной вражды.
— Константин Платонович, — в дверях появился Тришка, — княгиня Марья Алексевна просит вас пожаловать в гостиную.
Следом за мной поднялся и Еропкин, но слуга поклонился ему и заявил:
— Вас просили обождать. Калиста Михайловна велела передать, что пошлёт за вами.
Еропкин плюхнулся обратно на стул, облегчённо вздохнул и налил сам себе рябиновки. Юношу «дипломатическая» миссия явно тяготила, и он открыто радовался, что прабабка взяла все заботы в свои руки. Я оставил его и пошёл в гостиную.
* * *
В комнате резко пахло озоном и лёгким перегаром эфира. Две старые колдуньи слегка пободались здесь магией, но, кажется, разошлись без потерь. Я демонстративно повёл носом, подошёл к окну, отдёрнул штору и распахнул створки.
— Простите, дамы, но здесь слишком душно.
Карга-Еропкина проводила меня взглядом, уже без откровенной неприязни. Но поворачиваться к ней спиной я бы не рискнул.
— Мы решили с вашим правнуком вопрос о мёртвых. Надеюсь, у вашего рода больше нет ко мне неожиданных претензий?
— Костя, — вмешалась Марья Алексевна, — Калиста Михайловна желает примирения с тобой.
Ведьма натянуто улыбнулась, подтверждая слова княгини. Еропкина, вернув себе полноту власти, спасала род от полного уничтожения.
— Примирение — это чудесно, — я улыбнулся ей в ответ. — Как пишут в Священном Писании: прощайте врагов ваших. Но ваша семья сильно задолжала мне, Калиста Михайловна. Виру за смерть моих людей и нанесённый ущерб.
Смешок, вырвавшийся у Еропкиной, больше напоминал жабье кваканье.
— Молодой, а такой корыстный. Будто купец на торге, а не потомок княжеского рода.
Я уселся в кресло, закинул ногу на ногу и пожал плечами.
— Мои предки не завещали мне княжеского титула, Калиста Михайловна. А что касается виры, как говорит мой друг Дмитрий Иванович, если всем бесплатно мстить, то и разориться
— Нет у нас денег, — резко ответила Еропкина, — даже имения в залоге уже. Стоило оставить этих остолопов без присмотра, вмиг все деньги растрынькали.
— При чём здесь деньги, Калиста Михайловна? Это долг крови, так и отработайте кровью. У вас полно опричников, как я знаю, да и Таланты имеются, хоть и молодые. В ближайшие годы мне нужны будут люди для разных дел, вот пусть и повоюют за меня.
Прищурившись, ведьма пожевала губами. Морщины на её лице стали будто глубже и темнее, а пальцы сжали кружевной платок.
— Награду опричникам сам оплатишь, — сварливо заявила она.
— Всех, кто будет воевать, награжу по совести.
Ещё поколебавшись, Еропкина кивнула.
— Согласна. Позови моего внучка.
Формально ведьма не могла быть главой рода, так что клятву от имени всех Еропкиных принёс её внук. Но не простую, а скреплённую моим и его Талантами. Сама Калиста вместе с Марьей Алексевной стали свидетелями, влив в наш магический договор немало эфира. Нарушение такой клятвы могло извести всех Еропкиных до последнего человека.
— Дело сделано, — ведьма не выглядела довольной, но уже и не показывала зубы… — А теперь отведи меня, Урусов. Хочу взглянуть на этого Гаврилу Акакиевича.
Исполнить просьбу старой женщины было несложно. Опираясь на клюку и мою руку, ведьма доковыляла до ледника и спустилась по крутым ступеням. Ни Марья Алексевна, ни молодой Еропкин нас не сопровождали, а меня карга не стеснялась.
— Сучонок, — она врезала клюкой по голове мёртвого лже-Еропкина, — чуть на плаху весь род не завёл. Могла бы, так сама бы задушила.
Обернувшись ко мне, ведьма спросила:
— Знаешь, что он не Еропкин? Похож, гниль, но точно не наш.
— Уже после узнал, — я не стал отпираться, — Коськин он.
В ведьме закипела злоба, такая жаркая, что даже эфир задрожал и прогнулся вокруг неё.
— Подними его, некрот! — потребовала она. — Хочу сама удавить сучонка.
Я отрицательно покачал головой:
— Увы, Калиста Михайловна, при всём моём желании.
— Тогда нож дай или саблю свою.
Она требовательно протянула ко мне руку. Марать свою шпагу я не собирался и протянул ей топор, забытый кем-то на леднике.
Громко хекнув, ведьма подняла колун над головой и со всего размаху обрушила на мертвеца. Одного удара хватило, чтобы голова отделилась от тела и покатилась со стуком по полу.
Захохотав, старуха прытко кинулась за ней. Поймала, схватила за волосы и подняла на вытянутой руке перед собой. Другой рукой отверзла веки покойника и заглянула в мёртвые глаза.
— Проклинаю тебя, — пропела она неожиданно сильным голосом, — проклинаю тебя и род твой, раб божий Гаврила. Чтоб твоё семя сдохло, увяло, усохло! Пусть твой род сдохнет, могилу захлопнет. На гроб тебе плюну, Гаврила, чтоб до Ирия тебе не дойти да черти в ад уволокли!