Дядя самых честных правил 8
Шрифт:
Я кивнул и отсалютовал Бестужеву рюмкой.
— Ваше здоровье, Алексей Петрович!
Ох и ядрёное пойло он гонит! В чистом виде катится по горлу будто жидкий огонь. Действительно, закуска не помешает.
Бестужев тоже выпил, заел куском осетрины и махнул вилкой:
— Выйди, Прошка, у меня деликатный разговор будет.
Слуга тут же исчез, плотно закрыв дверь.
— Спасибо, Константин Платонович, что вытащил. Я уж думал помру там, так прихватило.
— Пустое, Алексей Петрович. Не мог же я в самом деле вас там бросить.
—
— Благодарю, ваше сиятельство.
— Не сиятькай, не на приёме, — он рассмеялся. — Ты сам теперь светлость, так что, считай, оба светимся, аки ангелы.
Под незамысловатую шутку он накапал себе ещё и, крякнув, выпил.
— А ты хитрец, Константин Платонович, — он уставился на меня с прищуром. — Я ведь там, внизу, тайное слово так и не сказал. Только не говори, что догадался, всё равно не поверю. Признавайся, каким родством ты с императорской семьёй связан? Не будь в тебе их крови, Камень тебя бы ни за что не признал!
Я вздохнул и развёл руками.
— Алексей Петрович, и сам бы рад узнать эту тайну. Да рассказать некому — родители мертвы, Василий Фёдорович тоже. А по родословной у меня из именитых только князья Урусовы да Голицыны в предках.
Бестужев пожевал губами и недовольно цыкнул.
— Плохо. Кровь свою надо знать, что явную, что тайную. Ладно, попробую сам выяснить, кто там у тебя в родне. Поспрашиваю таких же старых пердунов, может, помнят времена твоего рождения.
Поставив рюмку, старик занялся очередным блюдом. Стучал вилкой по тарелке, жевал с тщанием, прежде чем положить в рот очередной кусок, разглядывал его так, будто подозревал в государственной измене. А я допил капли и ждал, не торопя его.
— В общем, — Бестужев вытер рот салфеткой, — Екатерина и правда тебе должность собирается предложить, чтобы ты вместо Сашки Шувалова над тайной службой был. А ты, стало быть, не хочешь дворянчиков дыбой пугать?
Я отрицательно покачал головой.
— Ну и правильно. Я бы тоже кнутобойничать не пошёл. Не дворянское это дело, если по чести. Так что понимаю, зачем ты меня просишь помочь. Но мог бы Катьку попросить, чтобы другой чин дала. Хоть посланником в Европу, хоть сенатором. А?
— Увы, — я развёл руками, — не испытываю желания служить. Придворная жизнь меня тяготит, дела в имении пришли в упадок и требуют моего участия. Да и, останься я в Петербурге, не избежать череды дуэлей с недоброжелателями. А стреляю я очень хорошо и могу порядочно уменьшить российское дворянство.
— Проредить его бы не мешало, — пробурчал Бестужев, — но воля твоя, помогу, раз так. Екатерина тебе должность предложит на Совете, чтобы всё чинно выглядело. Ты ничего не отвечай, дай прежде мне слово сказать. Я возражать стану, а кое-кто из твоих недоброжелателей меня поддержит. Так ты не кипятись, ничего не говори, пока мы спорить с Катькой
— Угу.
— А в конце, когда она к тебе обратится, скажи: мол, так и так, Ваше Величество, здоровье у меня ослабело, пока бунтовщиков гонял. Да попросись в отпуск со службы для поправки. Руку вон свою покажи, чтобы все увидели.
— Может, мне ещё перед Советом лицо припудрить, чтобы бледнее выглядеть? — бросил я в шутку.
— Хорошая идея, — Бестужев кивнул, — придворные интриги — это, дружок, тот ещё театр, не грех и гримом воспользоваться. Пусть все думают, что ты действительно обессилел и даже за чины бороться не можешь. А сейчас, как договорим, тоже сценку разыграешь: выйдешь от меня, развернёшься и крикнешь что-нибудь обидное. Старый дурак, например. И дверью хлопни посильней.
— Зачем?
— Чтобы все думали, будто мы в ссоре. И не удивлялись, почему я тебя валить буду.
— Весь двор — театр, и вельможи в нём — актёры, — усмехнулся я.
— Императрица же — и режиссёр, и прима, — Бестужев рассмеялся, — а вместо пьесы — пьяный каламбур.
— Да вы поэт, Алексей Петрович.
— Стихи каждый дурак написать может, — отмахнулся Бестужев, — а вот интриги крутить, тут ум нужен. Ну, давай, иди да кричи громче, чтобы все услышали. Да дверью, дверью посильней!
Так я и сделал, разыграв ссору с бывшим канцлером. Не знаю, слышали ли, как я назвал его дураком, а от хлопка дверью стёкла звенели во всём здании.
Оставаться в Кремле нужды больше не было, и я начал подыскивать жильё в городе. Слушать дальше непрерывный гул охранных Знаков было выше моих сил! Да придворные, сующие везде свои носы, страшно раздражали.
Таня была в курсе моих планов и обмолвилась об этом императрице. Буквально на следующий день ко мне явился Орлов и вручил купчую на дом.
— Держи, дружище! Мы с Катей решили, что тебе необходим собственный особняк в Москве.
— Гриша, зачем?
— Пусть будет, — он рассмеялся, — захочешь — сам жить будешь, не захочешь — продашь. Катя очень хотела тебе приятное сделать.
— Лучше бы она меня отпустила домой, а не сватала в Тайную канцелярию.
Орлов помрачнел и похлопал меня по плечу.
— Прости, ничего не могу с этим сделать. Я пытался ей намекнуть, но она и слышать не хочет. Уж больно ты на эту должность подходишь!
— Угу, прямо мечтаю работать пугалом и вешать людей на дыбу.
— Да тебе и вешать никого не надо! Ты едва посмотришь на человека своим взглядом, он сам во всём признаётся.
Мне оставалось только досадливо поморщиться. Ладно, не выходит через Орлова, будем действовать по плану Бестужева.
Купчую на особняк я всё-таки взял. Подарок есть подарок, буду пользоваться расположением императрицы, пока оно есть. Да и резиденция в Москве вовсе не помешает — останавливаться по знакомым и постоялым дворам мне до крайности надоело.