Дядя самых честных правил 8
Шрифт:
Взяв Таню, я поехал смотреть своё новое жилище. Из Кремля, через Китай-город, по Маросейке до Покровки.
— Костя! — Таня схватила меня за руку. — Красота-то какая!
По левой стороне улицы возносился к голубому летнему небу высоченный храм. Мне нет входа в церковь, и отношения с верой весьма сложные, но здесь даже меня проняло. Застывшее облако бело-красных кружев, невесомое и парящее. В окружении обыденных низких зданий, оно казалось воплощением неземной мечты, неслыханной и прекрасной. Зодчий, создавший это здание, без сомнения был гением.
— Церква Успения на Покровке, — прокомментировал возница, — на неё
На другой стороне улицы высилась ограда со львами, держащими в пастях цепи. А точно напротив церкви начиналась аллея, ведущая через густой, немного запущенный парк. Туда-то мы и свернули к белому зданию, скрытому за деревьями.
Особняк оказался настоящей усадьбой с парком, парой флигелей и даже маленьким прудиком. Дальняя часть парка упиралась в лютеранскую церковь Петра и Павла, отгораживаясь от неё глухим каменным забором. А по бокам мои новые владения ограничивались Колпачным и Кисельным переулками. Немаленький такой кусок земли, однако!
Как сказала Таня, императрица выкупила эту городскую усадьбу у князя Долгорукова.
— Я его видела, — шепнула мне девушка, — он такой страшный! Ему при Анне Иоанновне вырвали ноздри, язык отрезали, на Камчатку сослали. Потом Елизавета его вернула, но он в обществе не появляется, а то молодые сударыни от его вида в обморок падают.
— Ужас какой. А за что его так?
Таня развела руками.
— Не знаю. Екатерина Алексеевна не рассказывала.
Наверняка заговор какой-нибудь. Ох и крута была Анна Иоанновна, не стеснялась жестоко карать виновных, не сдерживая «души прекрасные порывы». Хотя, могу её понять, дворяне тоже себя ничем не ограничивали, пытаясь оторвать кусок власти. Да и сейчас, как показала практика, они не изменились. Разве что ноздри таким сударям перестали рвать да языки.
Наш экипаж въехал в арку каретного проезда и остановился во внутреннем дворике особняка. Широкая лестница, украшенная мраморными девами и львами, приглашала войти нового хозяина.
— Идём же, — Таня потянула меня за руку, — очень хочется посмотреть, что там внутри!
Особняк только недавно перестроили. Комнаты левого крыла нуждались в отделке, а вот в правом уже можно было жить, там даже стояла мебель, оставшаяся от прошлого хозяина.
Вместе с домом ко мне перешёл десяток крепостных орков и управляющий, немолодой дядька с длинными вислыми усами и блестящей лысиной. Я провёл с ним беседу и пообещал оставить на должности с тем же жалованьем. Но предупредил: если вздумает хоть слово сказать посторонним о том, что происходит в доме, то пусть имеет в виду — я некромант. Убью, затем подниму и заставлю продолжать работать уже без жалования до скончания века. Дядька впечатлился и целовал крест, поклявшись в верности.
— Скажи, Таня, а когда я должен тебя вернуть императрице?
Девушка улыбнулась.
— Точно не сегодня. Я отпросилась у Екатерины Алексеевны ухаживать за раненым героем.
— Ухаживать? Интересно, и как ты будешь это делать?
— Сейчас увидишь. Обещаю — тебе понравится.
Мы слишком давно не оставались с Таней наедине. И когда накопившиеся страсть, нежность и желание нашли выход, мы едва не захлебнулись друг другом. Колыхались шторы на открытом окне, из ночного сада одуряюще пахло фиалками, дрожал огонёк свечи на комоде, огромная кровать под балдахином не
А вот ко мне сон и не думал приходить. Я лежал, смотрел, как ночь за окном начинает медленно превращаться в густые сумерки, и не думал ни о чём, просто наслаждаясь покоем и тишиной. И едва не пропустил момент, когда темнота в углу потекла густым киселём. Соткалась в высокую фигуру и шагнула ко мне.
Глаза призрака смотрели на меня с таким жаром, будто бы он был ещё жив, а губы язвительно улыбались. Он поднял руку, собираясь что-то сказать, но я не дал.
— Т-с-с-с! — приложил я палец к губам. Если этот мёртвый сударь разбудит Таню — развею на месте. Вон и Анубис с интересом принюхивался к привидению, облизывая пасть.
Призрак замер и промолчал, понимающе кивнув. Я осторожно переложил Таню со своего плеча на подушку, встал, накинул халат и вышел в соседнюю комнату. Призрак последовал за мной, паря над полом и буравя мою спину взглядом.
— С кем имею честь разговаривать?
— Александр Данилович, — он надменно задрал подбородок, — светлейший Римского и Российского государств князь и герцог Ижерский, наследный господин Аранибурха и иных, его царского величества всероссийского верховный командующий, генерал-фельдмаршал и генерал-губернатор губернии Санкт-Петербургской и многих провинций, его императорского величества кавалер Святого апостола Андрея и Слона, Белого и Чёрного Орлов, от флота российского шаутбенахт и прочая.
— А если коротко, то, — я улыбнулся, — князь Меншиков.
— Светлейший князь Меншиков! — оскорбился гость.
— Пусть будет светлейший, мне не жалко. И что же вы хотели от меня, ваша светлость?
Глава 7
Совет
Призрак Меншикова сверкнул глазами, состроил недовольную рожу и указал на меня пальцем.
— Богатство моё, бесчестно отнятое злодеями, ты взял!
— Это вы про золото из Летнего дворца?
— Страшное проклятие моё на нём! — он патетически воздел руки. — Не поможет тебе что задумал! Построишь церковь, так всё равно проклятие на тебя падёт, коли хоть рубль потратишь!
— Ну и ладно, — я пожал плечами. — Значит, закопаю в лесу, и пусть себе лежит. Глядишь, через пару сотен лет выветрится, мне не к спеху.
Дух полудержавного властелина оскорблённо нахмурился и хотел было снова завыть, но я его перебил:
— Претензии только по поводу золота? Тогда прошу меня извинить, ваша светлость, я пойду спать. Устал, знаете ли.
— Стой.
Меншиков смерил меня взглядом, хмыкнул и отошёл к окну. Вздохнул, глядя на рассвет и, не оборачиваясь, буркнул:
— Ты меня освободил из тюрьмы, выпустил мой дух на волю.
— Я?!
— Я, — передразнил призрак, очень точно подражая моему голосу.
Говорят, Пётр Великий даже лупил своего любимца Меншикова за тягу наложить лапу на всё, что не приколочено к полу гвоздями. Но каждый раз тот возвращал расположение Петра, умея его рассмешить и обладая потрясающим обаянием. Теперь я видел — слухи не врали. Даже мёртвый, Меншиков лучился харизмой и природным актёрским талантом.
— Говорю — ты, значит, так и есть. Твою волю почуял, когда в моё узилище сила вернулась.