Дядя самых честных правил. Книга 3
Шрифт:
– Ах, Василий Петрович, так слушала бы и слушала. Вы продолжайте, не останавливайтесь. Старый дурак, вы сказали? Повторите ещё раз, хочу услышать.
Сумароков закатил глаза, прошептал: «Боже, за что мне это?» – упал обратно в кресло и громко произнёс:
– Да, я старый дурак, что поссорился с вами из-за пустяка. Вспылил, как мальчишка, и не захотел извиниться. Довольны?
– Теперь да, – Марья Алексевна кивнула, – давно бы так.
– Помогите мне, сударыня. Мне нужен Талант Константина Платоновича. Я один до весны буду бегать вокруг Касимова
– Например? – княгиня сложила руки домиком. – Составишь Косте протекцию при дворе?
– Марья, душечка, ты же знаешь – там у меня врагов больше, чем друзей.
Сумароков на мгновение задумался.
– У меня есть кое-что для вас, Константин. После смерти Петра Великого его архив был… ммм… разобран на части приближёнными. Что-то пропало с концами, что-то осело в Петербургской академии наук.
– И?
– Кое-что забрали члены ложи «Молчаливость». – По его губам скользнула улыбка. – Пожалуй, самое интересное.
Ах да, я и забыл, что наш милейший старичок масон. Интересно, что же они такое уволокли из архивов Петра?
– Но ложа «Молчаливость» распалась, – Сумароков вздохнул, – и эти бумаги совершенно случайно, разумеется, оказались у меня.
Верю, верю, что «случайно». Кому ещё интересоваться архивами, как не археологу? Наверняка припрятал у себя всё что можно, чтобы покопаться в бумагах и найти что-то важное. Но, похоже, не нашёл там ничего интересного.
– Если вы отправитесь со мной, я немедленно отдам вам эти бумаги.
Ого, он ещё и с собой их возит! Хитрый старик сразу рассчитывал ими расплатиться. Вот только зачем они мне?
Сумароков уловил мой скепсис. Встал, достал из-за пазухи лист и подскочил ко мне.
– Вот, взгляните, Константин Платонович. Решите сами, насколько ценный архив вам предлагаю.
Я взял пожелтевшую бумагу и с сомнением развернул.
А-а-а! Чуть не заорав, я постарался усилием воли унять дрожь в пальцах. Не может быть! Утерянные Печати Восточной традиции. Те самые, что приписывают моему тёзке – римскому императору Константину. Говорят, именно этими Печатями он победил в битве у Мульвийского моста. Впрочем, это всё байки, но Печати-то вот они! Примерное их начертание было известно, только без важных деталей. Неужели оригинал? Или искусная, ничего не стоящая подделка? Пока узнать было невозможно – лист был обрезан ровно на половине.
– Это что-то из деланной магии, – Сумароков подмигнул мне. – Я ничего в этом не смыслю, а вам может быть любопытно.
– Может быть как историческая забавность.
Я демонстративно повертел листок и вернул его Сумарокову.
– Вы… – старичок скис.
– Поеду с вами и помогу. Не ради ваших бумаг, Василий Петрович. Эпидемия унесёт много жизней, и я обязан сделать всё что могу.
– Константин Платонович, – он схватил мою руку и принялся трясти, – я вам очень признателен! Очень! Вы себе не представляете, как облегчите мою ношу.
–
– Конечно-конечно! Обещал – сделаю.
Марья Алексевна незаметно подмигнула мне. Она уловила мой интерес и подыграла. Замечательная женщина! Если бы не музицирование на арфе по ночам, так вовсе была бы святая.
Выехали мы через два часа. Во-первых, Настасья Филипповна и Таня коллективно собирали мои вещи. И чуть не переругались, сколько чего мне потребуется в дорогу. Во-вторых, я вызвал Семёна Камбова и приказал опричникам организовать карантин в деревнях и патруль по южной границе поместья. Если увидят людей, ведущих себя странно – стрелять не приближаясь, а трупы сжигать издалека. А по дороге на Меленки поставить заставу и тоже никого не пускать, кроме меня, естественно.
Детей, учащихся в школе, я приказал оставить в усадьбе до окончания эпидемии. Пусть занимаются, помогают в мастерской и отдыхают от домашних дел.
– В моей карете поедешь, – подошла ко мне Марья Алексевна, – её как раз на полозья переставили.
– Зачем? Я верхом…
– Холодно там верхами скакать, – строго заявила княгиня. – А ночевать по грязным избам будешь? Нет уж, будь добр, езжай как положено. И заночевать где будет, и чаю попить, ежели замёрзнешь. И не спорь! А то сейчас поругаюсь с Сумароковым, совсем дома останешься.
Я глубоко вдохнул, досчитал до десяти и согласился. Спорить со старой княгиней – всё равно что лбом стену прошибать.
Так мы и поехали: я с Кижом в карете, как царь, остальные верхом. Через двадцать минут Сумароков остановил нашу процессию и попросился ко мне. Что ж, я не стал отказывать старичку. А он сразу же вручил мне шкатулку с бумагами и сел пить чай. Я поблагодарил его, убрал архив подальше, будто он мне неинтересен, и тоже взял чашку.
Вечер ещё не наступил, а улицы Меленок были пустынные.
– Здесь заражённых ещё нет, – пояснил Сумароков, – но я объявил полный карантин. Запретил выходить из дома под страхом тюрьмы и штрафа в десять рублей. Ничего, неделю-другую посидят, запасы у всех есть, займутся полезным чем-нибудь.
Я пожал плечами – карантин так карантин, его дело.
– Вы поставили кордон на дороге в Касимов?
– Да, конечно, первым делом.
– Съездим туда?
Сумароков кивнул.
– Я думал завтра утром, но если вам интересно, то пожалуйста.
Кордон представлял собой перегороженную на всю ширину дорогу. Деревянные колья связывались в виде ежей и соединялись вместе, чтобы получилась эдакая противомертвячная линия. За ней была собрана баррикада из телег, мешков с землёй и всякого хлама.
Чуть в стороне стоял наскоро сколоченный сарай, где у железной печки грелись солдаты. Как их здесь называют, инвалиды – ещё крепкие дядьки лет под пятьдесят, ветераны давних походов, уже негодные к строевой службе. Командовал ими седой майор с жёлтыми прокуренными усами.