Дьявол Фей-Линя

Асбери Герберт

Он пришел в сознание, хотя был очень слаб, и пытался что-то сказать, когда мы его несли, но мог только мычать. В спальне я наклонился к его губам, надеясь уловить какой-нибудь звук, который поможет нам приблизиться к разгадке. Могу ошибаться, но у меня создалось впечатление, что Дигер просил не увозить его из дома и предупреждал о том, что «оно» непременно вернется.

Через некоторое время он снова потерял сознание, но общее его состояние несколько улучшилось, и у меня появилась надежда, что жизнь старика все же удастся спасти. Конечно, мои медицинские

умения не могли вернуть ему пальцы и язык: если он и поправится, то остаток жизни проведет без пальцев и членораздельно говорить не сможет.

Пока я находился наверху, прибыла карета скорой помощи. Я спустился вниз и помог перенести Дороти Кроуфорд из дома в автомобиль. Она все еще была без сознания, однако пульс бился живее. Я счел, что ее состояние улучшится, как только она окажется в спокойной обстановке, вдалеке от этого дома смерти. Затем, вместе с сестрами и интерном, я направился наверх, в спальню, где лежало в постели бесчувственное тело Дигера.

Операция заняла почти час. Спустившись в библиотеку, я застал Конроя в компании незнакомца, которого он представил как детектива Оливера. Патрульный автомобиль уже увез тело полисмена Джонсона в морг; там судебный медик должен был провести вскрытие.

— Как Дигер? — спросил Конрой, когда я вошел в комнату.

— По-прежнему без сознания, но непосредственная опасность миновала, — сказал я. — Мне кажется, к нему возвращаются силы.

— Он выживет?

— Не могу сказать, — ответил я. — Он получил серьезные ранения и испытал страшное потрясение. Будь он моложе, у него было бы больше шансов.

— Когда мы сможем с ним поговорить?

— Никак не ранее утра. Он может вскоре прийти в себя, но сейчас расспросы не рекомендуются. К тому же, что он в состоянии сообщить? Говорить он не может.

— Нужно найти способ его понять.

Я рассказал Конрою о мычании, которое издавал на лестнице старик, и о своих предположениях.

— Если оновернется, — мрачно проговорил инспектор, — мы должны быть здесь.

Он замолчал, нервно барабаня пальцами по столу тикового дерева. Стол был теперь пуст, за исключением жутких реликвий, оставленных преступником. Когда я разглядывал их, меня поразили ногти на пальцах старика. Я еще раз осмотрел пальцы и обнаружил, что ногти на указательном и безымянном пальцах правой руки были искорежены и сломаны. Я указал на это инспектору.

— Выглядит так, — сказал Конрой, — точно он пытался схватить напавшего на него человека.

— Едва ли это объясняет, почему ногти сломаны, — возразил я. — Ногти на остальных пальцах целы. На них виден маникюр. Сломаны только два ногтя, как будто старик царапал какую-то твердую поверхность.

Конрой долго изучал пальцы, не произнося ни слова.

— Он пытался что-то ухватить, — сказал наконец инспектор, — и сломал ногти. Таково единственное объяснение.

— Но что?

Конрой пожал плечами.

— Не знаю, — сказал он. — Я ничего не понимаю в этом деле. Тайну необходимо разгадать, а я даже не знаю, с чего начать. Что скажете,

Оливер?

— Никогда с таким делом не сталкивался, сэр, — ответил детектив. — У меня только одно предположение: кто-то пробрался в комнату, напал на старика Дигера и затем спрятался. После этого он убил Джонсона и ускользнул незаметно для вас и доктора Смита.

— В таком случае, как он убил Джонсона? — осведомился инспектор. — Доктор Смит утверждает, что на теле нет ни царапины.

— Полисмен не был застрелен или зарезан, — добавил я.

— Он не был забит до смерти. Иными словами, он не был убит ни одним из известных мне способов. Томми, я убежден, что он умер от страха!

Конрой был склонен со мной согласиться. Пережитые нами ужасы и впрямь заставляли думать, что Джонсон мог увидеть нечто еще более жуткое.

— По правде говоря, Оливер, — заметил инспектор, — в комнату никто не мог незаметно войти или выйти. Здесь негде спрятаться: до того, как Джонсон был убит, мы с ним и доктором Смитом прочесали каждый дюйм этой комнаты. Мы видели в окне что-то похожее на козла, но никакого козла здесь не было. Преступник не смог бы покинуть комнату после убийства Джонсона, не попавшись на глаза мне или доктору Смиту.

— Других предположений у меня нет, — упрямо сказал детектив.

— Поймите же наконец! — вскричал Конрой. — Джонсон умер в пятнадцати футах от нас! Мы стояли у двери!

— А окна?

— Окна были закрыты, как и сейчас.

Детектив недоуменно пожал плечами.

— И почему оторванные пальцы расположены именно таким образом? — спросил инспектор.

— Понятия не имею, — ответил детектив. — Я не знаю, что это все означает. Даже гадать не возьмусь.

— Что-то китайское, я полагаю, — сказал я.

— Да, — сказал Конрой. — Расположение пальцев напоминает китайский иероглиф. Если это так, нетрудно будет установить, что он означает.

— И получить какую-то подсказку, — подхватил детектив.

— Что ж, — сказал Конрой, — пока что у нас на руках нет ровно ничего, помимо того, что видели мы сами — Дигер лежит на столе, двери и окна заперты. После произошли и другие события, но в комнате никого не было! Говорю вам, уцепиться не за что, если только Дороти Кроуфорд не поведает нам что-нибудь новое. Остается старик Дигер: очень надеюсь, что он сможет рассказать нам о случившемся и мы окажемся в состоянии его понять.

Конрой, безусловно, был прав. Ни свидетельств, ни улик, лишь результаты действий убийцы.

Инспектор смотрел на стол, завороженный чудовищным узором из пальцев и языка. Внезапно он повернулся ко мне.

— Где дворецкий?

— Остался наверху, вместе с медицинской сестрой.

— Приведите его, — бросил Конрой Оливеру. — Мне нужно с ним поговорить.

Вскоре Оливер вернулся с дворецким; лицо последнего все еще покрывала сероватая бледность страха. Конрой испытующе взглянул на него, и дворецкий отступил в темный уголок, уставившись на диван, точно перед ним было самое восхитительное произведение мебельного искусства.