Дьявол из Огайо
Шрифт:
Джерри был не так высок, как мужчина в ковбойской шляпе, но у него был пистолет, надежно пристегнутый к поясу.
– Почему бы нам не выйти наружу, сэр, – произнес Джерри без малейших вопросительных интонаций.
Неожиданно появились двое полицейских.
– Здесь ситуация «код фиолетовый»? – спросил один из них, доставая пистолет.
Высокий посетитель поднял руки в знак подчинения превосходящим силам.
– Не гоните лошадей, я ухожу, – прорычал он. Он шагнул к дверям вестибюля, затем обернулся и сверкнул мрачными глазами на Сюзанну. – Я вернусь за девчонкой. Вы не можете
Глава 7
Как только я решила, будто достигла успеха в разделе «быть замеченной» – ведь Себастьян предложил мне быть автором и фотографом новой колонки! – обо мне тут же забыли.
Мама не пришла за мной в школу, а из-за тренировки по волейболу я уже опоздала на автобус. Я писала и даже звонила ей, но она не отвечала, что было странно, потому что она всегда отвечала, хотя бы коротким «Сейчас занята, перезвоню».
Я написала и папе, но знала, что это бесполезно. Он вообще почти не умел пользоваться телефоном, и к тому же я была уверена, что он сейчас занят работой.
Мне пришлось попросить Стейси Пикман, которая жила по соседству и вместе со мной играла в волейбольной команде, подбросить меня до дома, и она всю дорогу жаловалась, не умолкая. С тех пор как несколько лет назад мое лицо выдало, что я считаю ее джинсы слишком узкими, она старалась не общаться со мной в школе, но на самом деле у Стейси было еще меньше друзей, чем у меня, то есть ноль, поэтому ей не приходилось быть чересчур привередливой. И она никогда не отказалась бы от возможности пожаловаться хоть кому-нибудь.
Она жаловалась на то, как плохо работает вай-фай в столовой, на то, что уроки физкультуры должны быть короче, и на то, как она расстроена тем, что на улице уже похолодало. Мне казалось бессмысленным жаловаться на то, с чем ничего нельзя поделать, но для Стейси во всех этих жалобах был глубокий внутренний смысл. Чтобы отвлечься, я начала считать церкви, мимо которых мы проезжали. Я насчитала двадцать четыре.
Когда мы наконец добрались до дома, я практически вывалилась из машины в отчаянной попытке сбежать.
– Пока, Стейс! – выкрикнула я, захлопывая дверь старого «Форда» ее родителей. Я знала, что она ненавидит, когда ее так называют, но не смогла удержаться. Она только что жаловалась на деревья. На деревья!
Я направилась по вымощенной камнем дорожке к нашему дому. Он выглядел так же, как и другие дома в нашем квартале: двухэтажный семейный дом в невзрачных тонах. Над крыльцом развевались американские флаги. Типичный пригород. За рядом домов виднелся лесок. Мы играли там, когда были маленькими, но теперь я больше никогда не видела, чтобы соседские дети ходили туда.
Я удивилась, увидев мамину машину, припаркованную у гаража.
Если она вернулась домой, то почему не ответила на мое сообщение? Или не перезвонила? Может быть, в ее телефоне села батарейка? Но она всегда носила с собой запасной аккумулятор на случай непредвиденных обстоятельств.
Когда я подошла к входной двери, то заметила, что та слегка приоткрыта.
Это была жуть уровня фильма «Окно во двор» [24] .
– Мама? – позвала
24
Фильм Альфреда Хичкока в жанре детектив, снятый по одноименному рассказу Уильяма Айриша в 1954 году.
Мой голос эхом пронесся по деревянной лестнице. Я шагнула в гостиную. Пусто.
Мои мысли отчаянно заметались. Неужели она все еще на работе? Но тогда почему ее машина здесь?
– Джулс! – Мама выскочила через распашную дверь кухни в гостиную, напугав меня. На ее лице читалась тревога. Ой…
– Я так рада, что ты дома! – выпалила она, слова слетали у нее с языка еще быстрее, чем обычно.
– Ты оставила дверь открытой. – Я бросила рюкзак с учебниками на диван. – И почему ты не ответила на мое сообщение?
– На какое сообщение? – изумилась она, подходя к вазе и начиная нервно выщипывать мертвые цветы.
– Я отправила тебе сообщение, что меня нужно отвезти домой. В итоге мне пришлось ехать со Стейси, – объяснила я, сделав акцент на имени Стейси. Мама тоже не была от нее в восторге и считала, что ее родителям следовало бы тщательнее следить за тем, как она воспринимает окружающий мир.
– Прости, солнышко. На работе было… – Она замялась.
Похоже, она была по уши в мыслях о работе, поэтому я оставила эту тему.
– Не волнуйся об этом, – промолвила я, потянувшись к пульту от телевизора. – Дани дома?
– Она только что вернулась с прослушивания и обеда с Тарин. Видимо, все прошло хорошо! – ответила мама, схватив пульт прежде, чем я до него добралась. – Хелен вернется нескоро.
Я уставилась на пульт в ее руке.
– Мне что, нельзя уже посмотреть телевизор?
Она глубоко вздохнула.
– Я хочу с тобой кое о чем поговорить.
Мамины разговоры никогда не сулили ничего хорошего. Они всегда были о чем-то неприятном: например, разговор о том, что моя бабушка умерла; разговор о том, что мама и папа собираются переделать нашу игровую комнату в кабинет для папы; и самое ужасное – разговор о С-Е-К-С-Е, который был настоящим апогеем неловкости. Тактика моей мамы в неловких ситуациях заключалась в том, чтобы проходить через них настолько мучительно медленно, насколько это вообще возможно. В той конкретной беседе она подробно рассказала о различных видах контрацептивов и обо всех известных человечеству заболеваниях, передающихся половым путем, и все это привело к тому, что мне надолго расхотелось думать о сексе. Я даже задумалась тогда, не податься ли мне в монахини.
Но это было что-то другое. Мама выглядела смущенной. Почти испуганной. Что-то определенно было не так.
– Ты в порядке?
– Конечно! – ответила она бодрым тоном, явно солгав.
– Я что-нибудь не то сделала? – спросила я, прокручивая в голове возможные причины ее необычного поведения.
– Вовсе нет, – быстро ответила она. – Ты… я люблю тебя.
Несмотря на то что мне было приятно, внезапное признание мамы в любви меня смутило.
– Мама, серьезно, в чем дело? Ты меня пугаешь.