Дьявол в музыке
Шрифт:
– Были ли они заперты утром после убийства? – спросил Джулиан.
– Нет, - признал комиссарио, - Орфео должен был открыть их, чтобы выбраться наружу после убийства.
– А не выглядит ли более правдоподобной идея, что это маркез не запер их ночью? – задумчиво протянул Кестрель.
– Лодовико? – спросила маркеза. – Почему?
– Потому что у него была назначена встреча в беседке с тем, кто послал перчатку и записку. У него не было причин подозревать, что шантажист – Орфео, а значит, он считал, что ночной гость должен будет как-то попасть в сад снаружи.
–
– В беседку можно попасть из лодки? – заинтересовался Джулиан.
– Не напрямую, - ответила та. – Беседка стоит на насыпи, примерно в пятнадцати футах над озером. Кое-где она осыпается. Чужак мог бы оставить лодку прямо у берега, на гальке, и взобраться наверх.
– При всём уважении к вам, ваша светлость, - сказал Гримани, - такие спекуляции бесплодны. Неважно, кто оставил ворота незапертыми или откуда маркез Лодовико ждал гостя. Перчатку и записку прислал Орфео, что уже был внутри, и который убил хозяина и сбежал на приготовленной лошади.
– Но синьор комиссарио, - отважился вступить Донати, - не может ли смерть маркеза и побег Орфео в один день был совпадением? Маркез грубо оскорбил его после драки с Тонио. Возможно, Орфео не потребовал удовлетворения, памятуя, как щедр был с ним маркез и из уважения к его годам, но решил, что больше не станет этого терпеть.
– И сбежал бы, не сказав ни слова? – возразил Гримани.
Композитор поник.
– Я понимаю, трудно такое вообразить. Я привязался к Орфео, и думаю, что он ко мне тоже. Я не могу не думать, что если бы в его отъезде не было ничего преступного, он бы обязательно попрощался.
– Возможно, он не убивал Лодовико, - предположил Карло, - но боялся обвинений в этом, и потому бежал.
– Нет, - твёрдо возразил Донати, - со всем уважением, синьор граф, это невозможно. Орфео не оставил бы меня одного, зная, кто рядом могут быть разбойники или душегубы.
– Это преступление совершила не банда с большой дороги, - сказал Гримани. – Маркеза убили тихо и незаметно. Скажите, маэстро, Орфео писал или получал письма, когда жил на вилле?
– Я не знаю, - ответил Донати. – Я почти ничего не знаю, о том, чем он занимался, когда меня не было рядом.
– О чём он, без сомнения, позаботился сам, - закончил комиссарио.
– Заботиться о тайне своей частной жизни – это не преступление, - объявил Карло.
– Напротив, синьор граф, - строго ответил Гримани, - никто во владениях его императорского величества Франца I Австрийского не имеет права утаивать своё имя, поступки или мнение.
– Но синьор комиссарио, - возразил Донати, - вся секретность вокруг Орфео была идеей маркеза.
Гримани это не поколебало.
– Пока Орфео находился под покровительством человека такого положения и бесспорной преданности, как маркез Лодовико, ему не требовалось собственное имя. Но теперь маркез мёртв и больше не защищает своего убийцу.
Джулиан понял, почему Гримани так настроен против Орфео. Юноша оскорблял политические
– Почему у полиции там мало сведений о внешности Орфео? – спросил Джулиан. – Разве садовник и его дочь не описали его?
– Их расспрашивали, - ответил Гримани, - но из их показаний ясно, что они намеренно препятствовали правосудию.
– Вы слишком суровы, синьор комиссарио, - запротестовал Донати. – Это крестьяне. Они не умеют читать и не привычны описывать что-либо словами.
– Если бы на них надавили посильнее, у них бы нашлись слова. Граф Раверси хотел лучшего, но наделал грубых ошибок. Вот что случается, когда за следствие берутся любители.
Джулиан понял, что это выпад против него.
– А ваши профессионалы сумели разыскать Лючию и Тонио?
– Пока нет, - признал Гримани, - но расследование было передано мне всего пару дней назад. Я ожидал быстрого успеха – особенно в поисках Лючии. Она крестьянка и не поселилась бы далеко от знакомых гор и озёр.
– У неё есть семья? – спросил Джулиан.
– Нам о такой ничего неизвестно, - ответил Гримани.
– Я также ничего об этом не слышал, - подтвердил Карло. – Её отец был моим садовником, когда вилла принадлежала мне. Это был хороший человек, упокой Господь его душу. Лодовико не ошибся, что оставил его у себя.
Гримани пристально посмотрел на графа.
– Вы что-нибудь слышали о нём или Лючии после того, как продали виллу?
– Нет, - ответил Карло.
– Я готов завершить этот допрос, - объявил Гримани. – Если мне потребуются ваши показания под присягой, я пришлю секретаря. Вы не хотите что-то добавить?
– Только одно – я не верю, что Орфео был убийцей. Возможно, он что-то скрывал, но в глубине души был хорошим человеком. Злобная душа не смогла бы так мягко, пылко и красиво петь. Он мог лгать мне, но мог ли он лгать искусству? Моё сердце говорит «Нет».
Маркеза опустила глаза, но поражённый Джулиан успел заметить сверкающие в них слёзы.
– Когда я спросил, не хотите ли вы что-то добавить, - сказал Гримани, - я имел в виду что-то полезное. Доброго дня всем вам. Маркеза, я присоединюсь к вам в пятницу утром, когда вы поедете на озеро.
Маркеза подняла глаза – весёлые и безмятежные, лишь чуть более яркие, чем обычно.
– Я с трудом смогу дождаться нашей новой встречи, дорогой комиссарио.
Гримани чопорно поклонился и ушёл.
– Итак, синьор Кестрель, - сказала маркеза, - что вы скажете о нашем комиссарио?
– Я думаю, что он умён и был бы очень умён, если бы умел мыслить шире, - Джулиан повернулся к композитору. – Я надеюсь, мы не утомили вас, маэстро.
– Я немного устал, - признался Донати. – Разговор был недолгий, но на такую тему… Чем больше я думаю об этом убийстве, тем меньше я знаю, чему хочу верить и чего желать. Я бы хотел, чтобы преступника нашли, но ужасаюсь тому, кто может им оказаться.