Дьявол в музыке
Шрифт:
Они вышли на террасу. Де ла Марк попрощался с маркезой и пошёл вдоль берега. Джулиан и остальные стояли у перил, с нетерпением глядя на гавань Соладжио и ожидая фейерверка. Ночь для такого развлечения была идеальной – мягкое чёрное небо, усыпанное звёздами, ласкающий ветер, восхитительно тёплый воздух. Обрывки музыки со всех берегов озера сплетались в дикую, прекрасную симфонию.
Внезапно в небо взмыла ракета и выпустила в озеро дождь искр. За ней последовали другие. На причалом появилось крутящееся огненное колесо, изрыгающее языки пламени. Маркеза смеялась и хлопала в ладоши. Джулиан никогда
Ему ужасно не хотелось расставаться с ней, когда фейерверк отгремел. Он ещё никогда так не хотел остаться с ней наедине. Но расследование важнее – проклятое расследование, что всё время вставало между ними. У него был долг, и его надо было исполнять.
Джулиан извинился и вернулся в дом. В Мраморном зале он взял масляную лампу из шкафа и зажёг от одного из стенных светильников. На пути в библиотеку он прошёл мимо Амура и Психеи, замерших и вечных объятиях, и отвёл от них взгляд.
Джулиан устроился за письменным столом у окна, откуда открывался вид на террасу и озеро. Оконные стёкла ловили сияние его лампы, добавляя света, но не позволяя увидеть, что происходит на улице. Он нашёл лист писчей бумаги, очинил перо и начал:
Вилла Мальвецци
8 октября 1825 г.
Мой дорогой Вэнс
Я надеюсь, это послание застает вас в добром здравии, как вы того и заслуживаете – иными словами, в более добром, чем можно ожидать в Лондоне осенью. Впрочем, не думайте, что я купаюсь в солнечном свете. Туманы, что собираются в местных горах, могут пристыдить лондонские.
Я пишу это, чтобы попросить вас об услуге и одновременно посвятить вас в самое примечательное убийство, что мне доводилось встречать…
Когда фейерверк закончился, МакГрегор задержался у перил, наблюдая, как гуляки выплывают на озеро в лодках. Одни мечтательно плыли, куда глаза глядят, другие смеялись, пели, пили и звали друзей. Порой возникали ссоры, но они ограничивались потрясанием кулаков и руганью – до драк не доходило. МакГрегор давно заметил, что в мелочах итальянцы куда больше лают, чем кусают.
Его развлекало зрелище того, как развлекаются местные. Конечно, это неподобающий способ отмечать религиозный праздник. Лёгкий южный ветерок, что донёс запах серы с места, откуда пускали фейерверки, напомнил ему о судьбе, что ждёт папистов-идолопоклонников. Он не хотел думать об этом сейчас. Ему нравились эти люди. И в мгновения, подобные этому, он признавался себе, что не был уверен, что верует в вечное проклятие. Если это делало его дурным христианином – пусть будет так.
Он огляделся в поисках других гостей. Кестрель уже был внутри, писал своё письмо – МакГрегор видел его в окне библиотеки, где горела лампа. Франческа и Валериано ушли прогуляться по саду. Маркеза и Карло сидели чуть в стороне, у маленького прямоугольного пруда с лилиями в центре террасы. Гримани придвинул стул к одному из фонарей и читал отчёты. Донати сидел рядом у перил и наслаждался
– Кажется, вы очень довольны, - пробормотал доктор на очень плохом миланском.
– Прощу прощения, - извиняющимся тоном проговорил Донати, как будто виноват был его слух, а не язык МакГрегора, - я не разобрал.
Подошёл Карло.
– Позвольте мне быть вашим переводчиком.
– Благодарю, - МакГрегор продолжил на английском. – Меня всегда удивляло, как вы постоянно остаётесь в хорошем расположении духа, тогда как все остальные из вас двух минут не могут быть чем-то довольны.
– Остальные слепые старики? – с улыбкой уточнил Донати. – Я думаю, я меньше жду от жизни и потому больше наслаждаюсь тем, что получаю. Кроме того, я чувствую себя полезным – моей музыкой, моими уроками. Я не одинок – молодые певцы ищут у меня наставления и одобрения. Конечно, я не так счастлив, как вы. Даже в Италии учитель пения нужен меньше, чем врачеватель.
– Но… - МакГрегор замолк в смущении. Но какое значение имело то, что подумают о нём эти люди? Он вернётся в Англию и больше никогда их не увидит. – Иногда я думаю, что станет со мной, когда я буду слишком стар и немощен, чтобы работать.
– Я думаю, до этого дня ещё далеко, - заверил его Донати, - но когда он придёт, это будет значить, что в Божий промысел больше не входит ваша работа в этом мире.
– Но почему Божий промысел сделает меня бесполезным?
Донати мягко улыбнулся.
– Быть может, потому что он хочет сделать вас ближе к себе, и не может привлечь вашего внимания иным образом.
Со стороны береговой тропинки появилась фигура. МакГрегор не мог сказать кто это, пока пришелец не ступил под свет фонарей, стоявших вдоль перил.
– Вам что-нибудь нужно, маэстро? – хмуро спросил он.
– Нет, Себастьяно, всё в порядке. Иди в деревню, развлекайся.
– Я лучше отработаю пение.
– Конечно, если хочешь. Но ты усердно трудился прошлые недели. Ты заслужил праздник.
– Я лучше отработаю пение, - твёрдо повторил Себастьяно.
Донати покачал головой.
– Делай, как хочешь.
Себастьяно ушёл.
– Здесь он не очень счастлив, - объяснил композитор МакГрегору и Карло. – Он привык к жизни в городе. А его возлюбленная осталась в Павии.
– Это тяжело для юноши его лет, - сказал доктор.
– Да, - согласился Донати, - а её муж так ревнив, что она боится писать.
МакГрегор покачал головой, скорбя над нравами этой страны.
– Почему он не мог найти девушку, что не была бы замужем?
– И погубить девственницу? – спросил поражённый Донати.
– Нет, нет! – запротестовал МакГрегор. – Жениться на ней!
– У него нет денег, чтобы жениться, - ответил композитор.
– Значит, он мог бы воздерживаться, - проворчал МакГрегор, - как ваши священники.
Карло только рассмеялся.
– Кто вам такое сказал?
Изнутри донёсся голос Себастьяно:
All’idea di quel metallo
portentoso, onnipossente…
<