Дыхание Голгофы
Шрифт:
– У меня нет столько денег, чтобы я мог позволить себе квартиру, - сказал я и вдруг почувствовал какое-то облегчение. Игры в мэра, едва начавшись, меня уже достали.
– Займи! Возьми в банке! Какая-то ж собственность есть?
– Есть. Старенькие «Жигули» и дача за городом.
– Ну, слава Богу, хоть что-то, - облегченно вздохнула Ефросинья Карловна и взглянула на Батищева. – Или у
– Банк – это долгая песня. Хороший риэлтор у меня имеется. Деньги я найду. Надо, капитан, однушку вашей жены срочно поменять на двухкомнатную с доплатой. Не обещаю в центре, но мой друг, риэлтор, что-то приемлемое нарисует.
– Три дня вам на все про все, - приказала Фрося.
– Маловато, но попробую, - ответил Батищев так, будто его только что поставили в угол. – А я хотел показать вам одну штуковину. Думал обрадовать. Помните, я обещал вам как-то. Сюрприз.
– О… Руслан Георгиевич! Ну давайте ваш сюрприз, - натянуто удивилась Фрося. – Одним больше – одним меньше…
Тогда поехали, - странно усмехнулся Батищев.
Мы всем «комсоставом» штаба прыгнули в «Ниву» Руслана и помчались в центр. Сворачиваем на главный Социалистический проспект, и что я вижу: на фасаде центрального универмага мой портрет гигантских размеров. Я чинно восседаю в своем единственном гражданском костюме и с мудрым прищуром взираю на проходящие мимо массы. В салоне зависает гробовое молчание. Первой подает голос Фрося.
– Да, вот тут вы меня удивили, Руслан Георгиевич!
– И как по делу, под этот взгляд звучит фраза «Только вместе!» - сказал Антипов.
– Ну, а что наш герой, потерял дар речи? – улыбнулся мне Батищев.
– Ты где взял эту фотографию? – спросил я.
– Поскреб по сусекам. Кажется «мальчик-с пальчик» уговорил меня сняться в костюме. На всякий случай.
– А вы тут другой, - произнесла Фрося, явно довольная. – За такое лицо любая домохозяйка проголосует. – Похоже, Руслан Георгиевич, водрузить сюда этот портрет доставило вам немалых хлопот? Одно место чего стоит.
– Вот как раз с местом я решил просто. Директор универмага мой давний друг. У него была долгая затяжная война с нынешним Главой. Надо знать, чего ему стоило акционироваться, выскользнуть из «лапы». Если б не его московские друзья в правительстве, не видать бы ему универмага, а нам, естественно, вот здесь, на бойком месте, портрета нашего героя.
– А кто писал? – спросил я.
– Художники кинотеатра. Я хотел в военной форме, а мне рассоветовали. Талантливые ребята и взяли по-божески –
– Хоть одна приятная вещь за последнее время, - проворчала Фрося. – Тут я сдаюсь. Сильный пиар-ход. Кстати, я все хочу спросить нашего героя. Вы-то верите в успех?
– А вы знаете, Ефросинья Карловна – верю! Я паренек деревенский, упертый…
– Да я читала страницы вашей биографии, - улыбкой перебила меня Фрося.
– Но тут одной упертости мало.
– По крайней мере, она не мешает нашему делу, - заметил вдруг Антипов.
– Конечно, мой гуманизм от профессии. Это святое. Скажете, жесткости маловато? Но не доставайте меня, господа хорошие, я могу и микстуру выписать, - очень конкретно произнес я, так что на какое-то время в салоне зависла тяжелая пауза.
– Ну что ж, слышу, наконец, голос мужчины, - подвела итог нашей экскурсии Фрося.
… Позвонила в штаб Анюта:
– Тебя сегодня ждать? – после приветствия спросила она и мне показалась в ее голосе тревога.
– А что-нибудь случилось?
– Да нет. Просто соскучилась.
– Хорошо, я попробую сегодня пораньше, маскируя радость, - ответил я. Не озвучивать же свою озабоченность чужим людям?
– Жена? Скучает, наверное, - заметила Фрося.
– А то, - согласно кивнул я. – Мужик-то вечно командировочный.
– Не командировочный, а явочный, - съязвила Фрося. – Сегодня в графике окно, встреч нет. Пойдите к ней, порадуйте ее нашим решением насчет жилья. Может, и родители свою лепту внесут.
– А может быть?! Отец в загранку ходит на сухогрузе. Я и не подумал, - сказал я.
– Значит, какая-то валюта есть, - подвела итог Ефросинья Карловна и сразу живо припала к своим бумагам.
… По пути к Анюте я зашел в продуктовый магазин, купил молока и хлеба. Это уже стало моей визитной карточкой. Подставляя щеку для поцелуя, Анюта сказала.
– Как хорошо, что ты купил хлеб. Была мама, вот только перед тобой проводила. Наготовили всего, а про хлеб забыли.
На лице Анюты едва нашлось место улыбке. На нем как-то одновременно умещались досада и усталость. Шел седьмой месяц беременности, и его величество малыш определенно отяжелял ее. Но сшитый по спецзаказу халатик, скрывал угловатость и придавал осанке особую женственность.