Дыхание Голгофы
Шрифт:
Тут я опять взглянул на Галю. Она мрачно и как-то потерянно смотрела на меня.
Руки подняли несколько человек. Я выбрал того самого парня, который пригласил меня в коллектив хирургов.
– Груздев моя фамилия. Я - ваш коллега. И все-таки: вам не жаль терять квалификацию?
– Да ты не торопись, Груздев, пусть он сначала победит, - ехидно заметил широкоскулый, с бородкой
– Вот тут вы правильно заметили. Надо еще победить, - польстил я ему. – Знаете, друзья мои, когда я пришел инвалидом с войны, у меня были проблемы с трудоустройством. Работал на скорой. Откровенно говоря, я подустал от крови. Тут коллеги мне могут возразить – такое ремесло. Но здесь хирург чувствует плечо, а там только рыжий фельдшер из Псковской губернии и Создатель. Но я так скажу, квалификация или есть или ее нет. Жизнь покажет, еще не вечер.
– Скажите, вы верующий?
– спросила дама с места.
– Вера, очень личное. Верой сорить, по-моему, нельзя. Но я уже говорил на войне без партнерства с Создателем невозможно. А сейчас и в мирной жизни.
… И вопросы, вопросы…
– Вы думаете, этот весь наш национальный бардак можно изменить?! – скептически, то ли спросил, то ли утвердил, как финал, все тот же мужичок с бородкой, и в усмешке его путались сомнения на грани лукавства.
Но тут я не успел ответить. Главный врач, то бишь моя бывшая жена, решительно встала.
– По-моему кандидат нас убедил или заставил задуматься. Пора подвести итог. Давайте поблагодарим Гавриила Алексеевича. – Здесь она подарила мне скромную улыбку, и я автоматически продолжил себе - «моего бывшего мужа» – за добрую, содержательную беседу. Кстати вы, Гавриил Алексеевич, у нас последний. Ваши соперники уже выступили…
– Зато по списку первый, - весело заметил кто-то из масс и легкий шумок тронул аудиторию.
– Я считаю, нам есть о чем подумать, - неожиданно продолжила Галина «пиарить» меня. – Конечно, хороший хирург и вдруг в компании чиновников, несколько странно. Но реформы в государстве, вероятно, требуют людей с новым оригинальным видением. Ну и порядочных, конечно. А в порядочности этого человека лично я не сомневаюсь.
Кажется, в первом ряду от последнего штриха главного врача белые халаты пришли в легкое возбуждение. И на лицах коллег возникли далеко не двусмысленные улыбки. Проводили меня аплодисментами. Со мной вышла Галя и я сразу спросил.
– Как там отец?
– Нет больше папы, - проговорила Галя и подбородок ее мелко задрожал. – Третий день, как похоронили. Сердце…
Мы остановились в фойе у окна.
Тут я совсем потерялся. Навалившаяся пустота парализовала душу. Тестя
– А мне сообщить забыли? – едва лишь молвил я.
– Как тебя можно забыть?! Папа тебя так любил. Как сына.
– Ну тогда я ничего не понимаю, - произнес я, выталкивая ком из горла. – Я по-моему и на виду, и на слуху.
– И я так думала и Элеонора... Я два раза звонила в ваш, как говорят, народный штаб. Один какой-то мерзкий голосок так и ошпарил меня «Я б сама его хотела видеть и слышать».
«Фрося, ее почерк», - подумал я.
– Я бросила трубку, потом позвонила еще. Взяла какая-то вульгарная девица – она так ржала, а из глубины мужик что-то ей орал. Я и рта не успела открыть. Швырнула трубку, так стало обидно. Что там у вас, бедлам?
– Это секретаршу водитель анекдотами балует. Мне стыдно, Галя.
– Ну, я психанула. Постучала твоей жене. Тишина. Но ты должен меня понять. Мало что все на горе, но и на нервах. Ну, думаю, сам узнает. От соседей наших, да мало ли. Некролог-то в газетах только что напечатали. Мне бы проехать в штаб к тебе. Но тут завертелась вся эта организация похорон. А с Элеоноры какая помощь, кроме ее рева: «Ах как я жить теперь буду?» Отец на нее жизнь положил. Но к тебе в общежитие я все-таки вырвалась, предупредила вашу техничку. Она как раз полы мыла в коридоре. Больше никого не было. Там вообще у вас мрак. Как ты там живешь? Еще и людей принимаешь.
– А вот так и живу. Могла б мне и позвонить в общагу.
– А что у тебя есть телефон? В общежитии? Личный?! Вот уж не думала.
– Зато Элеонора знала…
– Знаешь, Гаврош, она в один день стала какой-то беспомощной. Деморализованной. Одни только причитания. А вообще, где вы обитаете? Ни супруги твоей, ни тебя.
– Я на колесах. Встречи за встречами. Жена днем у матери. Постирушки и все такое.
– Но ночами-то встречаетесь?
– Встречаемся, иногда. Жена на восьмом месяце – втроем спать не очень удобно. Я ночую то в общаге, то на новой квартире. Мы двушку купили, - как мог, сбивчиво объяснил я. – Могла б и записку оставить в двери.
– Оставила, в вашем почтовом ящике. Она, наверное, там до сих пор лежит.
– Я уже сто лет в него не заглядывал. Газет мы не выписываем, покупаю. А если откровенно, Галя, я уже выдохся с этими выборами. На автопилоте. Столько гадостей, грязи, неприятностей. По лезвию хожу и ни конца этой муке, ни края.