Дыхание Голгофы
Шрифт:
– Да ничего особенного. Ждем комиссию из Округа.
Тут я подумал, что за все время стоянки моей «копейки» во дворе военкомата – это был первый случай, когда меня «попросили». И комиссии из Округа были. Как-то вдруг тревожно стало на душе. Неужели военком такой мелкой пакостью пытается лизнуть лапу Главе. На всякий случай я позвонил тестю. Он-то уж все знает про комиссию. Трубку взяла Эльвира.
– Добрый день! – поздоровался я.
–
– Я, а что случилось? – сразу почувствовав по ее голосу неладное, спросил я.
– Сережа мой в больнице, в реанимации, - ответила Эльвира и зарыдала. – Ему сделали операцию на поджелудочной железе.
– Опухоль? – прямо спросил я.
– Да, но говорят, не осложненная метастазами. Есть надежда. Только бы сердце выдержало.
– Извини, я тут замотался вконец с этими выборами. Не прощу себе, - сказал я, теряясь в досаде.
– Да мы и сами не ожидали, что так будет. Побаливает да побаливает. Таблетку выпьет и вроде проходит. А тут сразу такой тяжелый диагноз.
– Понял. Еду к нему…
– Не надо. К нему даже меня не пускают. Все под контролем Гали. Я тебе позвоню, когда можно будет. Номерок твоего штаба у меня записан.
– Только, пожалуйста, держи меня в курсе, - попросил я.
Конечно, это был удар для меня. Я вдруг почувствовал свою вину. Я так увлекся этим выборным процессом, что забыл лишний раз позвонить старику. Какие бы ни были отношения с Галей, но тесть - отдельная тема. Он всегда был на моей стороне. Тут я вспомнил свои проводы в Афган. Ресторан в аэропорту и танцующего, а точнее, топающего по-медвежьи, с моей Маришкой деда Сережу. И как-то сама-собой выкатилась слеза.
– Что-нибудь случилось? – испуганно спросила Лили.
Тут я, наконец, обнаружил себя с трубкой радиотелефона в комнатушке секретарши и наверняка в глупой позе. Сказал неопределенно:
– Да так. Кое-что. Это к делу не относится.
– И подумал вдруг: «Чего это я его хороню, может все еще обойдется, там же Галя…»
Во дворе военкомата, как и прежде, стояло несколько легковушек. Все в том же порядке, никто не съезжал, и сомнение тронуло душу.
Я долго провозился с запуском двигателя. Не обошлось и без помощи случайного «знатока». После сезонной стоянки всегда так. Наконец, движок схватился. Я хорошо прогрел его на малых оборотах и сразу двинул на заправку, долил бак до полного. Между тем день необыкновенно наполнялся синью – солнышко припекало по-весеннему и дерзкая мысль, а не рвануть ли мне на дачу – вскружила голову. Надо же, наконец, и зверье проведать и Пахомычу руку пожать…
Я ехал по городу и, кажется, впервые за всю эту длинную
Наконец, город ослабил свои объятья и я выскочил на трассу, ведущую в дачный поселок. Здесь асфальт, освободившись от влаги, был подсушен, но на черных, умытых первыми дождями полях, еще кое-где в ложбинах притаились белые островки снега – они жались рваными лоскутами к колючему сухостою лесопосадок, как к последней защите. Наконец, я добрался до места, привычно вонзил авто на стоянку. Вышел, запер дверь, ловя себя вдруг на какой-то странной тревоге. Я сделал несколько шагов вглубь участка, как вдруг позади меня резко затормозила машина. И трое молодцов так и высыпали из нее. «Это по твою душу», - отозвалось в голове эхом. В растерянности я бросился к дому, но блеснувшая молнией мысль: «Не успеешь открыть – в «баню» метнула меня в сторону, к дверям тестевой гордости. Засов подался легко и вот я в ней. Заперся на два шпингалета. «Они не удержат, так, мудовые рыдания», - сказал я себе и мозг тотчас отчеканил: «Винчестер!». «Ну Пахомыч, ай да молодца», - едва не воскликнул я, нащупывая потайную щель с секретом – легкое нажатие и вот он, родной мой, в руках. Я ощущаю эту холодную сталь ствола, и память мгновенно бросает меня в Афган, в тесное пространство своей «Таблетки» и я слышу голос Чудова: «Духи», но страха не чувствую. Его не было во мне ни тогда, ни сейчас.
– Эй ты, куда пропал? – веселый голосок за дверью. – Выходи, поговорим.
– А если не выйду, - ору я из бани.
– Ну достанем тебя, а ежели не достанем, на месте поджарим, - подарил мне перспективу некий весельчак.
– Замолкни. Это он шутит, - другой голос. – Выходи, у нас есть хорошее предложение.
– Например? – спрашиваю я.
– Подпишешь бумагу и гуляй, - все тот же голос.
– Это бумага, я полагаю, в избирком, на снятие своей кандидатуры? – спокойно спросил я.
– Ну да. Ты все понимаешь, командир. Мы против тебя ничего не имеем, - все тот же голос.
– Так скучно. Значит вы получите бабки за то, что меня наклонили, а мне что, ваше фото на память? Нет, я подписывать ничего не буду, гуляйте пацаны.
– Ну смотри. Сейчас мы запалим твой дом и тебя туда бросим. Вот только взломаем эту дверь. Готовься. Пройдет, как несчастный случай. Опять же мы в выигрыше. А тебя похоронят с салютом.
Тут я отметил себе, так самоуверенно и нагло может себя вести только Главарь.
– Да, ребятки выбора вы мне не оставили – придется соглашаться. Проходите к беседке, что б я вас видел. Не бойтесь, не побегу. Слово офицера.