Дыхание осени
Шрифт:
— Ну-ну?
А я уже почти все сказала, и как по мне доступным русским языком, но раз нужны пояснения, продолжаю.
— Мне нравится писать сказки. А многие люди считают творческих… эм… странноватыми…
— Правда? Я пока ничего не замечал, но буду к тебе присматриваться…
— Вот ты не веришь, а я когда-то встречалась с одним парнем, а он взял, прочитал некоторые мои сказки и меня бросил.
— Не скажу, что я сожалею о его поступке.
— Яр!
— А что такого было в твоей сказке?
— Да ничего! — возмущаюсь, несмотря
— А тот парень был из партии зеленых?
— Да нет, — мнусь, — он тоже курил много и… там еще эта жаба… пыталась поцеловать царевича, который от нее уворачивался… и… жабу тоже звали Толик…
Кровать начинает трястись от хохота, а я волнуюсь, как бы мы не оказались на полу. Там, конечно, мягкий ковролин, и чистенький, и вдвоем везде уютно и тепло, но я как-то быстро разнежилась после свадьбы. В общежитии и солдатская односпалка с одеялом вместо матраса считалась за счастье.
— Интересно, а какую сказку ты написала последней? — отсмеявшись, спрашивает Яр.
— Да вот как раз сегодня одну начала писать… она еще не закончена…
— Ясно, пока почитать не дашь. И о ком она?
Я закрываю глаза и передо мной встает целый подземный мир, пропитанный невозможностью и любовью.
— Она о гноме, который очень сильно любил одну фею, фею Недовольства.
— Фея красивая?
— Для него очень.
— А гном для нее?
— А красоту гнома не каждому дано увидеть. Я потом тебе дам почитать. Если хочешь, — добавляю поспешно, а то вдруг ему неинтересно, а я здесь со своим доморощенным творчеством…
— Да, хочу, — говорит он, и целует.
А мне кажется, я совсем скоро расплавлюсь, и мои чувства из категории «чуть-чуть» перейдут в «это очень опасно, детка!».
Обнимаю его, пристраиваюсь на плече и почти уже сплю, когда слышу шаги по лестнице, такие, как у моего папы, «мертвяки, на зарядку!» — называется.
— Ты Егору пожелал спокойной ночи? — вскидываюсь.
— Забыл, — трет лицо Яр, и кряхтит совсем как его братец, вставая. — Думаешь, стоит сходить?
— Думаю, стоит.
Он оборачивается ко мне для поцелуя на дорожку, когда дверь распахивается.
— Не успел, — расстроено говорю я и утыкаюсь ему в спину.
— Зато мы очень даже вовремя! — звенит сиреной женский голос с порога, вынуждая включиться торшер сбоку, и я высовываю из-за спины мужа растрепанную голову.
Высокая блондинка в алой шляпе — хмурюсь, врывается в нашу комнату как к себе домой — хмурюсь еще больше, и мой муж молчит — толкаю кулачком его под лопатки. Это привлекает его внимание, и он оборачивается с каким-то ошалелым выражением лица. Заметив, что я не в духе, целует в щеку, несмотря на верещание блондинки, что это неприлично, и переключает внимание на внезапную гостью.
— Чем обязан? — спрашивает ее.
Я удивлена его холодным тоном не меньше женщины: она долго дышит открытым ртом, но потом берет себя в руки и движется
— Да как ты смеешь?! Со мной?! Вот так?! — шипит женщина.
Ой, мамочки, кажется, будут жертвы, я буквально чувствую внутренний рык Яра и как у него удлиняются когти. Ой, от страха я путаю слова и замечаю в сопернице недостатки. Морщины — немного, но есть, возраст лет на десять моего больше, да и фигура у нее хороша, но слишком бюстообъемна, а Яр уже привык к моему второму, не отучать же его!
Не сдамся! Не отдам! Мое!
Я приподнимаюсь на коленях, в упор глядя на приближающуюся женщину.
— А она! — верещит женщина, грозно тыкая длинным ногтем. — Бесстыжая лимита! Нищенка!
— Это вы по тому судите, что я сплю без ночнушки? — спрашиваю невинно и приподнимаюсь еще выше.
Женщина возмущенно ахает, и видимо, спеша ей на помощь, в комнату вваливается какой-то мужик. Бросает на меня беглый взгляд, деликатно отворачивается и смело идет к женщине-фурии.
— И к чему этот скандал на ночь глядя? — спрашивает ласково, как ребенка. — До утра потерпеть не могла?
Между тем Яр укутывает меня в плед и целует, отвлекая от странной парочки. А они говорят между собой, будто нас здесь и нет.
— Да как я могла вытерпеть?! — возмущается женщина. — Это уму непостижимо! Он женился! Опять!
— Наконец-то, — поправляет мужик.
— Он женился на ней! — женщина снова тыкает в мою сторону пальцем, и я не выдерживаю.
— Жалеешь, что не на тебе?! — едко интересуюсь.
Мужик и мой муж переглядываются, потом мужик задерживает взгляд на мне, а я… а я понимаю, кто передо мной. По крайне мере, сильно догадываюсь, потому что еще остается шанс, что я не успела выставить себя хамкой перед новыми родстенниками.
— Я не такого хотела для своего сына! — возмущается женщина, и я таки чувствую, что будь она ближе, с удовольствием проткнула бы меня этим искусственным ногтем. Все, никакого шанса, что хамство мне не аукнется.
А вечер обещал закончиться мирно…
— Ну раз ты так спешила познакомиться с моей женой, что до утра не усидела в гостинице, пожалуйста. — Яр приобнимает меня за кокон из пледа. — Злата Юрьевна Самарская. Прошу любить и жаловать.
Женщина возмущенно пыхтит, а муж, наклонившись к моему уху, шепчет с ухмылкой:
— Ты, кажется, интересовалась моими родителями?
А я смотрю через его плечо на эту ужасную женщину, от которой у меня дрожь, и шепчу так же тихо, как эхо в горах:
— Я бы на месте Егора тоже с ними жить не хотела.
Женщина взвизгивает и метлой вылетает из комнаты. За ней, извиняясь, выходит мужик, а мой муж, держась за живот, корчится на кровати и, утирая слезы смеха, весело предупреждает:
— Готовься, будет война!
Но я же говорила, что мирный воин, верно? И единственное, к чему точно готова при военных действиях — прятаться.