Дыхание в басовом ключе
Шрифт:
– А-а-а-а! – заорал ударник. Черт, именно такой реакции он и опасался. Черт. Черт. Черт! Выгонят, как пить дай, выгонят. А перед этим, может, и изобьют. Дэн зажмурился. – Гони десятку!
Что? Какая десятка? Дэн открыл глаза и непонимающе уставился на Шеса, развернувшегося к нему спиной и требовательно тянущего руку к басисту. Хан нахмурился и с надеждой в голосе обратился к Дэну:
– Точно? Вот черт, – пробормотал гитарист и вытащил из кошелька... две купюры по десять баксов. Одну отдал довольно ухмыляющемуся Шесу, вторую – Леголасу.
– Так-то,
====== Глава 13 ======
– Не знаю, – улыбнулся Дэн. – Наверное, просто повезло.
– В каком смысле “повезло”? – не поняла я.
– В том смысле, – поднялся с колен Шес, – что Боровски с нами уже больше трех лет и пока, вроде, не жалуется. Ты же не жалуешься, Дэн?
– Ну, как тебе сказать, – сощурился тот. – Есть, конечно, определенные моменты...
– Ой, – перебил ударник, – в моих речах проскользнул знак вопроса? Простите великодушно, но он был риторическим.
– Так, – вмешался Леголас. – Стоп! Всем – стоп. Вы так до вечера можете упражняться в красноречии. Вы, часом, ничего не забыли? – скосил он глаза на свою гитару.
– Да, ребятушки, – поддержал его Хан, – давайте уже начнем, что ли? Все готовы? Тогда я даю отмашку. Раз. Два. Раз. Два. Три. Четыре!
Черт! Я никогда раньше не играла с оркестром. В смысле, с группой. В смысле, еще с кем-то. Собачий вальс в четыре руки в музыкалке не в счет. Уж простите, но масштаб совсем другой. Абсолютно, кардинально, несопоставимо другой.
Оказывается, разучить и отыграть свою партию – это не самое сложное. Самое сложное – это не запороть ее, пытаясь совпасть с остальными. Возможно, потому, что у меня никогда раньше не было подобной практики. А может, из-за неуверенности в своих действиях. А может, еще из-за чего. Не знаю, в чем была причина, вполне возможно – всё сразу. Но мне постоянно казалось, что я тяну не в ту степь. И, вместо того чтобы сосредоточиться и внимательнее присмотреться к нотации, я начинала прислушиваться к Леголасу. И подстраиваться под него. Не знаю, почему именно к нему, а не к басисту, но факт. Не то, правда, чтобы это что-то меняло...
После того, как я успешно запорола всё на свете в четвертый раз, Шес, наконец-то, поинтересовался такой настойчивостью:
– Витёк, что не так?
Если бы я знала, что не так!
Я даже объяснить внятно не могла, почему все время уплывала в сторону. Слушаю его, слушаю и вдруг – оп, и я уже там, в его партии. Даже веселее, его-то нот я не знаю. Так что я и не там, и не здесь. Я вообще невесть где. Вика, родненькая, ау, ты где?
– Не слушай меня, – посоветовал Дима. – В ноты смотри и всё.
– Нет, так дело не пойдет, – не согласился ударник. – Как ты себе представляешь “не слушать”? Она должна слышать всех. И чувствовать всех. Ты же сам знаешь! Вик, давай еще раз. Соберись. Держись своей партии. Не уплывай. Вспомни, что мы вчера делали. Поехали!
Через пару минут Хан резко хлопнул по струнам,
– Ее опять сносит... Вик?
– Я не знаю... – признала я. – Думаю, я просто не уверена в том, что делаю. Надо еще раз...
– Не поможет, – нахмурился Шес. – Это либо есть, либо нет. Ты обязана быть уверена. Все лажают время от времени. Даже у меня порой такое бывает... Но это должно быть внутри твоей партии, понимаешь? Твоей, а не его... А знаешь, – вдруг просветлел он, – у меня идея. Ужарь-ка нам “Мурку”!
– Чего?
Или у меня появилось эхо, или гитаристы тоже не поняли логики. И только Дэн с прежним пофигистским видом продолжал крутить микрофон, смиренно ожидая, пока мы разберемся, где чьи ноги, простите – ноты, и можно будет ввести вокал.
– Если проблема в самом деле в неуверенности, – начал объяснять наш добровольный дирижер, – то давайте попробуем танцевать от обратного. Будем играть то, что умеет она.
– Понял, – согласился Хан. – Нам сейчас главное – сыграться. А ей прежде всего необходимо научиться оставаться при своем, чувствуя при этом других. Может, и правда будет удобнее делать это на её поле.
– Ну, давайте попробуем. Хуже-то всё равно уже не будет. – Ой, Димочка, ценю твою веру в меня. – Вика, ты начинай. Мы с Ханом посмотрим по ходу дела, что куда, и подтянемся.
Ну, здравствуй, Мурка! Давно не виделись – со вчера.
Я начала играть в полном одиночестве, но довольно быстро ко мне присоединился Хан, аккуратно перебирая струны, не вторя ударным, а как бы выделяя, подчеркивая определенные моменты. Получалось красиво, как-то объемно, что ли. И удивительно, но я абсолютно не терялась. Более того, я чувствовала, что это я веду его.
И когда зазвучала ритм-гитара – звонко, немного резко и жестко, со своей, заранее известной только хозяину, партией, – я осознала, что понимаю, наконец-то, что же Шес имел в виду. Я четко представляла себе, где заканчивается мой инструмент и начинаются их. И когда, ближе к концу, Леголас разошелся во всю, и решил побаловать нас импровизированным соло, я совершенно спокойно смогла подстроиться, меняя свою партию, но не скатываясь на его. Это было... чудесно.
– Вот! – Шес даже изобразил некое подобие аплодисментов, а Дэн показал поднятый вверх большой палец. – Вот! Умничка! А теперь, еще раз!
Я уже говорила, что ненавижу это его “еще раз”?
Мурку во всевозможных вариациях мы мучили раз восемь, пока мсье тиран и деспот не решил, что ваша покорная слуга усвоила урок и можно приступать к самому вкусному.
И, знаете, он оказался прав. Как только я научилась разделять себя и их, дело сдвинулось с мертвой точки. Не то, чтобы Шес стал меньше цепляться, но теперь мы в самом деле репетировали, а не играли в “я угадаю эту мелодию с пятой, максимум с шестой, попытки”.
А Шес изгалялся во всю. И не только надо мной. Потом меня уже просветили, что он вообще по жизни такой – несгибаемый перфекционист. Всё должно быть идеально или... Без “или” – должно, обязано быть идеально, и точка.