Дыхание в басовом ключе
Шрифт:
Я и урезала! И знаете, полегчало. Мигом вспомнились все эти наши бесконечные репетиции и чувство того самого единения. Короче, как Шес и обещал, я довольно быстро забыла, кто я, что я и где нахожусь, и просто наслаждалась музыкой.
Шес не оставлял меня ни на секунду: сидел рядом, что-то одобряюще бормотал, подсказывая и корректируя. Он даже страницы партитуры мне переворачивал. От него исходила такая волна спокойствия и уверенности, что не поддаться ей было просто невозможно. И только убедившись, что я владею ситуацией и не собираюсь
Выждав окончания очередной песни, он внезапно подошел к Дэну и что-то тихо прошептал тому на ухо. Солист хмыкнул, удивленно почесал макушку и расплылся в какой-то чересчур довольной улыбке. А потом...
– Я Вам обещал вечер сюрпризов? – обратился он к стадиону.
– Да! – прогудело в ответ.
– А Вы к ним готовы?
– Да!
– Точно?
– Да!
– Тогда ловите! – и, скорчив хитрющую морду, кинул микрофон через плечо... прямо в руку Шеса.
– Соскучились, бандерлоги? – разнесся над стадионом его низкий хрипловатый голос, и толпа сошла с ума.
– А-а! Да-а! У-у! Э-э! – взорвался вечер. Вот теперь в самом деле взорвался.
– Давно я не держал в руках ружьишко, – не особо убедительно пожаловался он, а затем выверенным до миллиметра жестом крутанул майк между пальцами и ловко подхватил его назад. – Ну, что? Зажжем? Хан, – повернулся он к басисту, – давай “Наваждение”?
Хан кивнул, соглашаясь с предложенной темой, и на всякий случай подошел ко мне убедиться, что я знаю, о какой композиции идёт речь. Между тем наш псих продолжал общаться с публикой:
– Я сейчас буду жевать свои суровые мужские сопли, – доверительно сообщил он, а Хан тем временем уже начал перебирать струны. – Парни, держите свое нижнее белье при себе. Девушки, – наглая и самоуверенная рожа. – Вас это не касается, милые.
И он запел.
Скажи, ты веришь в наважденье?
Тиха вселенная твоя,
И вот одно прикосновенье
В такое краткое мгновенье
Перевернёт вдруг всё и вся.
Каскады чувств слепой волною,
Не вняв рассудка берегам,
То накрывают с головою
И в омут тянут за собою,
То поднимают к небесам.
Уже собою не владеешь
И каждый миг чего-то ждёшь.
То очарованный робеешь,
То не понятно как смелеешь,
И сам себя не узнаёшь.
И, кажется, готов смириться,
Но чудо вдруг произойдёт –
В глазах напротив отразится
То, чем душа твоя томится,
И пальцы накрепко сплетёт.
Как он пел... Меня, конечно, уже просветили, что до эры рыжего паразита солистом Рельефа был Шес, но слышать его раньше как-то не приходилось. Да и где бы я его услышала? А тут...
Если баритон Дэна можно было сравнить с бархатным теплом, проникающим под кожу, растекающимся по венам, будоражащим воображение... Молоко с медом, вот с чем бы я сравнила голос солиста. Теплое молоко с медом какого-то
И песня эта, вроде романтичная и трогательная, но благодаря музыке одновременно полная какого-то внутреннего напора и силы, необычайно ему подходила. Позже я узнала, что ее написал Хан, когда познакомился со своей, тогда еще только будущей, женой.
Шес исполнил еще пару песен и вернул микрофон Дэну, который не преминул тут же проехаться на тему заржавевших шестеренок и, получив ожидаемый подзатыльник, продолжил в своей обычной манере. Песня, треп, треп, песня. Спасибо. Нам с вами очень понравилось. Мы обязательно приедем еще. Бывай, Питер!
Вот так и прошел мой дебют на большой сцене. Совсем не больно и почти не страшно.
На спуске со сцены нас уже ждали киллеры и охотники за головами. Кхе-кхе. Шучу. Нервное. Ребята нас ждали – техперсонал Рельефа, их знакомые и даже Олег с Романычем.
Дэн тут же сбежал в душ и буквально через десять минут смылся. Оказалось, что его близкий друг открыл в Питере клуб. На сегодня была назначена торжественная презентация – так, кажется, принято теперь называть пьянку по поводу разрезания красной ленточки, – на которую он клятвенно обещал явиться в качестве звезды, дабы обеспечить повышенное внимание прессы. А вот то, что шел он туда вместе с Алеком, меня, признаться, удивило.
Конечно же, не сам факт того, что молодой парень собирался посетить элитную тусовку – это как раз вполне в духе принятых в наше время развлечений. Я и сама не отказалась, если бы кто позвал. Но по обрывкам фраз, брошенных рыжим и случайно услышанных мной, выходило, что хозяин клуба очень расчитывал на присутствие Ала. Начинающий экономист. На открытии клуба. Ага. Или он их единственный и неповторимый бухгалтер, или меня начинают терзать смутные сомнения.
Я уже собралась поинтересоваться у пристроившегося в кресле напротив Романыча, кем работает его голубоглазый дружок, когда Леголас, валявшийся в уже знакомой мне позе морской звезды на полу гримерки, удовлетворенно заявил:
– Обожаю выступать в Питере!
– Да, – согласился Шес, натягивая с помощью Лизы чистую футболку. Он уже выкупался и казался вполне довольным жизнью вообще и сегодняшним днем в частности. – Здесь хорошая публика.
– А как по мне, – отозвался Хан, – так, где угодно, лишь бы не в Саратове.
Шес на это громко и заливисто расхохотался и хлопнул его по плечу, а Димка удивленно приподнялся на локтях и непонятно уточнил:
– Всё еще?
Ал тут же был забыт и я, не сумев сдержать собственное любопытство, поинтересовалась: