Дырка для ордена
Шрифт:
Ливень кончился так же внезапно, как и начался. Похоже, его обрезало как раз у эстакады, отделяющей новый город от старого. Чтобы сделать приятное именно ему, ностальгирующему поклоннику узких, взбегающих и спускающихся по горкам и балочкам улиц, двухэтажных домов из кремового песчаника, булыжных мостовых и укрытых от мирской суеты глухих двориков, заплетенных вьюнком и диким виноградом.
Дождевой заряд пролетел, и вновь опустился на город туман, заглушил звуки, смазал перспективы. И совсем нет на улицах людей.
Сначала Сергей
И все равно, так это хорошо совпало, словно по специальному заказу.
Несколько раз, подчиняясь дорожным знакам, Тарханов сворачивал в узкие поперечные улицы, поскольку выезд на Курортный проспект был наглухо перекрыт для любого транспорта.
И, наконец, спустившись по очень крутой и узкой, мощенной гранитными брусками улице Машукской, подъехал к цели, к гостинице «Бристоль», старинной, постройки еще конца позапрошлого века, с невероятной высоты потолками, бесконечными коридорами, широкими пологими лестницами.
Парадные двери отеля, пристойные размерами и материалом средневековому замку, выходили прямо в Цветник, где по вечерам играли на летней эстраде духовые оркестры, так же как в позапрошлом веке.
Они вошли в холл, тоже пустой, вымощенный выщербленной мозаичной плиткой, которую не меняли именно для соблюдения исторического антуража.
Слева от лестницы – зарешеченная шахта лифта, чья обширная кабина вмещает до десяти человек.
Справа – стойка портье, сонной девушки, чье лицо показалось Тарханову смутно знакомым. Может быть, он уже встречал ее здесь или просто на улицах города. Правда, тогда ей было лет пятнадцать максимум. Или просто она похожа вообще на всех пятигорских девушек?
Пока Сергей озирался и рефлексировал, Розенцвейг уже получил ключи и пошел к лестнице с таким выразительным видом, что швейцар, тоже не пришедший после ночи в должную форму, опомнился, взбодрился, подхватил стоявшие у стойки чемоданы и резво заспешил следом.
Тарханов, усмехнувшись, замкнул процессию.
Нечетные гостиничные номера выходили просторными балконами во внутренний двор, а там росли огромные каштаны, в тени которых размещались ресторанные столики и тоже играл в урочное время очень неплохой камерный квартет.
В свое время Тарханов несколько раз останавливался в «Бристоле». Конечно, в самых дешевых, четырехместных номерах без ванны и туалета, с одним лишь умывальником, но тогда это все равно воспринималось как роскошь. По сравнению с училищной казармой.
А сейчас они с Розенцвейгом заняли два соседних люксовых номера в бельэтаже, 321 и 323, так что в случае необходимости могли общаться через заплетенную виноградом кованую решетку, разделяющую общий полукруглый балкон. Не привлекая постороннего внимания.
Согласно диспозиции, бойцы отряда со всей необходимой для операции техникой и снаряжением должны были прибыть на место завтра-послезавтра, так что в распоряжении
К его удовольствию, Розенцвейг сообщил, что он намерен позавтракать, немного отдохнуть – несколько часов сна в машине он отдыхом не считал, после чего посетить знаменитые радоновые ванны, которые ему рекомендовали знающие люди.
– Дело ваше. Успеем еще друг другу надоесть. А я отправляюсь на экскурсию. По местам боевой славы. К обеду не ждите. Разве что к ужину, да и то не обещаю.. Слишком здесь много мест, которые бы мне хотелось навестить.
Сергей побрился и спрыснулся одеколоном с жестким и сухим запахом. Надел соответствующий роли и сезону тонкий кремовый костюм и плетеные, в тон костюма мокасины, вместо галстука повязал на шею голубой шарф.
В нагрудный карман сунул несколько сторублевых «катеринок», в боковой брючный – полсотни бумажной мелочью, в левый внутренний пиджака – плоский «вальтер ППК 7, 65». Для серьезного боя мало подходящий, но с близкой дистанции достаточный, чтобы положить навскидку человек пять. А главное, настолько легкий, что не оттягивает карман.
Пятигорск красив всегда, а сейчас, омытый летним ливнем, он выглядел особенно элегантно и даже празднично.
Влажно блестящие листья деревьев, четырьмя рядами протянувшихся вдоль Курортного проспекта от железнодорожного вокзала до Цветника, бесчисленные цветочные клумбы и шпалеры роз десятка сортов и расцветок, столики кафе под полосатыми зонтами на вымощенных розовой плиткой тротуарах, пестрая толпа праздно прогуливающихся и заполняющих питейные заведения и кондитерские курортников, смесь запахов цветов, шашлычного дыма, готовящегося на песке кофе по-турецки – все это делало центр города похожим на ожившую картину Мане или Писарро.
Не зря местные дети на вопрос: «Кем ты хочешь быть, когда вырастешь?» – в массовом порядке отвечали: «Отдыхающим».
Тарханов, соблюдая старинный ритуал, неторопливо прошел проспект во всю его длину до вокзала и обратно, подкрепляя силы дегустацией местных и привозных вин в прохладных подвальчиках или прямо у выставленных на тротуар дубовых бочек, присаживался покурить на быстро высохших после дождя скамейках, с удовольствием разглядывал принаряженных приезжих девушек и дам, одетых попроще, но в большинстве куда более симпатичных местных жительниц.
Наметанным глазом он различал эти две категории без труда. Он вообще считал, что южнее Ростова проживает несколько другая нация, чем население северных губерний. Отчего здесь и бытуют в обиходе выражения: «поехал в Россию», «вернулся из России». И народ здесь и внешне, и психологически другой, энергичный, разворотливый, хитроватый и зажиточный. Одновременно хлебосольный и прижимистый. То есть накормят и напоят гостя «от пуза», не считая десяток и сотен, хоть дома, хоть в ресторане, а вот просто денег дать, пусть и взаймы, сто раз подумают. Еще и с женой посоветуются.